Но мы еще будем иметь случай в своем месте ближе познакомиться с иезуитскими действиями достойного прелата, а теперь перейдем к рассказу о тех нередко кровавых сценах, которых свидетелем бывает святой храм почти ежегодно. Трудно без глубокой скорби слышать и видеть это разделение и ссоры при самом Гробе вечного Царя мира и бесконечной любви; но глубже вникая в поводы их, трудно и обвинять представителей того или другого вероисповедания за то, что в избытке религиозной ревности они стараются расширить свои владения в Святых местах; для них не существует никаких других интересов, ибо все они мыслят и мечтают лишь об этих местах. Пусть себе превратится порядок всего мира, пусть царства падают и восстают, для них эта вещь посторонняя; но пусть кто-нибудь на вершок лишний займет не принадлежащее ему в храме место, тогда мысль всех тотчас же возмутится, все придет к движение и успокоится не прежде, как уничтожатся замыслы противника. Мне не раз случалось говорить об этом с греками и армянами: они даже не понимают, как европейцы могут смотреть холодно на такой важный предмет, как обладание и преобладание на святых местах: «ревность дому твоего снеде мя», отвечают они словами пророка Давида на упрек в религиозной нетерпимости. И действительно, чтобы нам понять их, надобно или стать на их место, или по крайней мере пожить подолее в сфере волнующих Святой Град исключительно религиозных вопросов, каков, например, недавно был вопрос о покрытии полуразрушенного купола над ротондою Святого Гроба и т. п. Известно, что обладание тем или другим местом в храме, стеною или престолом, дает право на отправление там богослужения; если же другое исповедание имеет также подобное право, оно не может тогда снимать никаких украшений, находящихся на этом месте, но не принадлежащих ему. Так, в Голгофской церкви, на престоле, принадлежащем грекам на месте воздвижения Креста, латины имеют право по фирману раз в год в Великий Пяток отправлять свое богослужение. Это правило было однажды поводом к кровавой ссоре латинов с греками. Чтобы дать нашим читателям понятие об этих грустных сценах, случающихся к стыду всего христианства почти ежегодно в больших или меньших размерах, расскажем об одной из них, бывшей в 1845 году. Латины рассказывают, будто тогда поводом к ссоре был греческий ковер, разостланный пред престолом, который несмотря на их просьбы греки никак не хотели убрать и начали драку будто за то только, что францискане свернули его, чтобы отложить в сторону. Но наш паломник и писатель, о. Парфений, бывший очевидцем этого происшествия, и другие люди, достойные всякого доверия, рассказывают, что дело шло о срачице, которая осталась на греческом престоле по убрании с него верхней одежды. Латины требовали настоятельно, чтоб сняли и срачицу; напрасно греки говорили, что она по церковному чиноположению никогда не снимается и составляет как бы одно целое с престолом, ссылаясь и на фирман, в котором ничего об этом не сказано, т. е. не требуется снимать оной. Тогда гордый латинский епископ (титулярный Патриарх) монсеньор Валерга, горя нетерпением и злобою, собственноручно сорвал с престола срачицу и святотатственно бросил ее на пол. Этот возмутительный поступок и послужил сигналом к началу драки: греки дрались дровами, принесенными из коридора, а латины процессионанальными свечами. Турецкие солдаты бросились было разнимать, но и у них поотнимали ружья. Шум, крик и вопль увеличился еще тем, что братства всех трех вероисповеданий били в храме тревогу, кто чем мог. Войско турецкое, усиленное свежим отрядом, окружило часовню Святого Гроба и заперло врата Воскресенского храма, чтобы предупредить расхищение часовни и храма. Драка распространилась по всей церкви. Валергу сбросили с Голгофы. Патриарший наместник старец митрополит Мелетий тщетно увещевал своих; ему отвечали: «ты, владыка, ступай в свое место, а мы все здесь умрем за свою веру; ибо нас мало, а еретиков много!» Драка продолжалась более часа, пока не пришло турецкое войско и сам паша. Потом с час продолжался совет между пашой, архиереями и консулами, после коего все разошлись по своим местам. Латины снова начали свое богослужение. По словам отца Парфения, как очевидца этого события, Голгофа была вся полита кровью, и всю утреню четыре человека мыли ее водою; трех человек убили до смерти; такого кровопролития, прибавляет он, я не видал от роду! Подобная же драка между греками и армянами происходила в храме, в бытность мою в Иерусалиме, в Великий Четверг 1859 года, о чем см. ниже. Будем надеяться, что миротворное влияние русской миссии, добрым отношением к которой столь видимо и не без причины дорожат армяне, положит навсегда конец этим плачевным сценам: и такой мирный подвиг может доставить представителю русского духовенства на востоке более чести, нежели «завоевание душ», которым заняты все помыслы Латинского Патриарха.

Лишь на другой день по прибытии в Святой Град получили мы вожделенное и нетерпеливо ожидаемое всеми приглашение отправиться на поклонение Святому Гробу. Пройдя через патриарший сад, отделяющий дом Русской миссии [19] от дома построенного нынешним Патриархом Блаженным Кириллом для своего пребывания (во время посещения Святого Града), и пройдя чрез улицу, мы вступили во врата собственно так называемой «Патриархии», по лестнице поднялись во второй этаж ее и мимо устроенной на сей же террасе виноградной беседки спустились по длинной лестнице вниз – к месту второго [20] явления Спасителя по воскресении женам Мироносицам. На этом месте построена часовня, в коей изображен Спаситель в виде вертоградаря с копаницею, а напротив часовни под деревянным навесом церковь во имя святых жен Мироносиц. На юг – арабская церковь во имя Иакова Брата Господня, бывшего первого епископа Святого Града, где каждодневно совершается Литургия на арабском языке. В этой церкви на правой стороне поставлена древняя деревянная кафедра, стоявшая прежде на Голгофе, которую некоторые путешественники считали за кафедру первого Иерусалимского епископа святого Иакова Брата Господня, но грузинские надписи, вырезанные на ней, и место, где она прежде помещалась, показывают, что кафедра эта принадлежит ко времени обладания Голгофою наших единоверцев – грузин, тем более, что это согласно с мнением самих греков. На север – малая церковь Сорока мучеников, где погребены Патриархи Иерусалимские, как скончавшиеся в самом Святом Граде, так и вне оного. Эти три придельные церкви находятся под обширными террасами и обрушенною землетрясением 1817 года колокольнею. Пройдя мимо этих церквей сквозь узкую дверь, мы вышли на каменную площадь, что пред входными дверьми во храм Гроба Господня. Из двух входных врат (южной стороны) ныне остались незаложенными лишь одни, которые запираются и ключи находятся у мусульман, а другие закладены. По преданию чрез них Мария Египетская хотела войти во храм, но сила Божия возбранила ей. В сем же самом месте от иконы Пресвятой Богородицы она услышала глас: «аще Иордан прейдеши, добр покой тамо обрящеши». Ныне к сим дверям приделана малая церковь во имя святой Елены с куполом; снаружи сделаны каменные ступени, по которым прежде был ход на Голгофу, но теперь оные заделаны: сверху придел католический, а внизу греческий параклис во имя Марии Египетской. Над обеими входными дверьми видны мраморные барельефы, изображающие вход в Иерусалим, проповедь и погребение Христа Спасителя. По сторонам ворот столбы коринфского ордена. В одном из них (с левой стороны от входа) видна трещина, из которой, по греческому преданию, накануне праздника Воскресения Христова, в день Великой Субботы, изникнул Святой огонь, когда однажды по проискам армян православным было возбранено встречать этот день на Святом Гробе. То же предание говорит, что один из неверных – воин по имени Омир, видя это чудо, спрыгнул с террасы на площадку храма в среду христиан, исповедуя свое желание сделаться христианином; и камень как воск умягчился под его стопами, но не смягчились сердца врагов имени Христова, – они умертвили исповедника, а христиане благоговейно погребли его останки; часть их и доселе хранится в монастыре «Большой Панагии».

Тяжелые железные двери храма уже были отворены настежь; у них вежливо встретили нас хранители ключей – турки в своей типической одежде, т. е. в чалме, пышных халатах, золотистых шалевых поясах. Определенная годовая плата могла бы теперь уволить храм Святого Гроба от присутствия этих мусульман, если бы не упомянутые выше несогласия христиан между собою, несогласия, которые, надобно признаться с болезненным сердцем, служат поводом к тому, что в этих представителях права сильного над слабыми – мусульман над христианами приходится видеть не угнетателей, а щит, оберегающий промыслительно Гроб Господень от еще более возмутительных сцен, которых примеры бывают почти ежегодно. Какое грустное ручательство должного уважения к святейшему из всех святых мест! Какая строгая кара, вызванная очевидно в наказание за нарушение между христианами «союза любве», связывавшего учеников Христовых! Эта мусульманская стража при колыбели христианства – как бы напоминание языческой стражи Пилата при Гробе того же Господа! Поводом к ней было неверие, – и вот по судьбам промысла Божия доныне неверные оберегают подобающее уважение к вере!.. Дивны дела Твоя Господи!… Турки сидят важно в самой церкви, по левую сторону от двери, на диване, покрытом богатым ковром. В большие праздничные дни, во время церковных процессий наблюдают за порядком в храме, а в обычное время от нечего делать ограничиваются курением наргеле [21] , запивая кофеем, который готовится тут же на жаровне в дверях самого храма. На пороге за вратами святилища встретили нас гробовой иеромонах в облачении с крестом в руках и два диакона с кадильницами; тут же ожидал хор певчих, составившийся из русских богомольцев.

Первое, что представилось глазам нашим при входе в храм, прямо противу дверей, в нескольких шагах от оных, – это камень помазания, на котором было намащено ароматами тело Иисусово. «Моли Пилата Иосиф, иже от Аримафеа, сый ученик Иисусов, потаен же страха ради Иудейска, да возмет тело Иисусово: и повеле Пилат. Прииде же и взят тело Иисусово. Прииде же и Никодим, пришедый ко Иисусови нощию прежде, нося смешение смирнено и алоино, яко литр сто. Прияста же тело Иисусово, и обвиста е ризами со ароматы, якоже обычаи есть Иудеом погребати» (Ин 19, 38). Камень этот покрыт ныне мраморною плитою розового цвета. Над ним балдахин на четырех столбах, под покровом коего висят неугасимые лампады всех христианских вероисповеданий, имеющих свои алтари в храме Гроба Господня. По углам камень украшают бронзовые шары и большие подсвечники. Он принадлежит обще трем вероисповеданиям: греческому, армянскому и латинскому. Предание о нем двоякое: одно, что он взят из одной скалы с Голгофою; другое, что его принес собственно для помазания живоносного тела Иосиф с Никодимом и что он зеленоватого цвета; ревностные не по разуму богомольцы портили святыню, желая унести на память хотя малую частичку дорогого камня, и это вынудило покрыть его мрамором. В то время как мы благоговейно поклонялись освященному столь трогательным воспоминанием месту, хор певчих (из богомольцев) пел приличные совершившемуся здесь событию тропари Великой Субботы (глас 2-й): «Благообразный Иосиф с древа снем пречистое тело Твое, плащаницею чистою обвив, и вонями во гробе нове покрыв положи». Слава: «Егда снизсшел еси к смерти, Животе безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием божества: егда же и умершия от преисподних воскресил еси, тогда силы небесныя вопияху Ти, Жизнодавче: Господи, слава Тебе». И ныне: «Мироносицам женам, при Гробе представ Ангел вопияше: мира мертвым суть прилична, Христос же истления явися чужд». «Плащаницею чистою, и ароматы божественными тело честное, испросив у Пилата, миропомазует и полагает Иосиф в новом гробе, тем же ураныпе мироносицы жены возопиша: покажи нам, якоже предрекл еси Христе, воскресение» (Сед. дне, глас 1-й).

Налево от камня помазания в расстоянии 30 шагов внутри храма стоит небольшая часовня, кувуклия, желтого мрамора, в виде катафалка, с легким куполом, украшенная с обеих сторон полуготическими дугами; красиво высится она под огромным куполом храма. Вообще архитектура этого памятника довольно изящна; ее портит несколько лишь малая и неопрятная коптская часовенка, прилежащая извне к западной стене кувуклии. Эта кувуклия вмещает в себе неоцененное сокровище – Гроб Господень. Внутренность ее состоит из двух частей: сперва входят через малые и низкие двери с восточной стороны в так называемый придел Ангела, почти квадратный. В средине небольшая подстава, в которую вделана часть того камня, который был привален погребавшими Спасителя ко входу в погребальную пещеру. «Ангел Господень сшед с небесе, приступль отвали камень от двери Гроба, и седяше не нем. Отвещав рече женам (Марии Магдалине и другой Марии, которые пришли видеть гроб): не бойтеся вы: вем бо, яко Иисуса распятого ищете. Несть зде: воста бо, якоже рече, приидите, видите место, идеже лежаше Господь» (Мф 28). Этими знаменательными словами и ныне Ангел как бы вводит каждого в Гроб Господень. Большая часть этого камня вделана ныне в престол армянской церкви, находящейся на Сионе, на месте дома Каиафы; об этом упоминает еще католический паломник XV века князь Радзивилл в следующих выражениях: «на великом алтаре (в армянской церкви) лежит большой камень, которым был завален Гроб Господень, – «велий зело», ибо имел в длину не менее четырех локтей, а в ширину около двух, в толщину более чем на пол локтя. Справедливо говорили жены Мироносицы: «„кто нам отвалит камень?” ибо едва ли десять человек было бы достаточно для сего».

Из придела Ангела малые двери, в которые едва можно войти согнувшись или опустясь на колена, ведут в самую пещеру, иссеченную в скале, где был гроб. Отверстие это в том же самом направлении, как и дверь в кувуклию, то есть на восток. Внутри пещера Святого Гроба почти квадратная: три человека на коленях могут поместиться в ней рядом. По правой стороне от входа ложе, высеченное в скале. На этом каменном ложе было положено тело Господа Иисуса, по обычаю еврейскому, т. е. головою на запад, ногами к востоку. Теперь самый Гроб, стены и своды пещеры одеты мрамором, так что вовсе не видно скалы, а о том, что это ложе высечено в скале, не зная нельзя и догадаться. Без сомнения это не успокаивает благочестивого ожидания, даже больно христианскому сердцу, на которое нагота и хлад этой скалы действовали бы гораздо пламеннее; но что делать, когда это было единственным способом сохранения Святых мест через столько веков и поколений. И потому везде почти в Свястой Земле поклонник встретит мраморную одежду оных.

Верхняя мраморная доска белого цвета с розовым отливом; она разделяется на две почти равные половины; есть предание, что однажды мусульмане вознамерились отобрать ее для своей великой мечети; тогда Ангел, постоянный невидимый страж Святого Гроба, видя скорбь о сем христиан, провел по доске перстом и камень разделился надвое.

Если взглянуть на юго-западный угол мраморной одежды, видно, что часть мрамора, одевающего переднюю сторону ложа и верхнего карниза, была когда-то отломана и снова приставлена. К стыду наших богомольцев, рассказывают, что этот кусок был тайно отломлен одним из них по чувству неразумной ревности. Когда пропажа эта была замечена пономарем и донесено о сем наместнику Патриарха, митрополиту Мелетию, он немедленно приказал объявить богомольцам, что если в течение назначенного времени не будет принесен к нему похищенный камень, то виновный будет предан проклятию. Угроза подействовала на неразумного похитителя, – отбитый кусок был принесен и приклеен на свое место.