ности в те годы, увы, еще не позволяли решать обе проблемы одновременно. Нужны были прежде всего танки. Хлеб, разумеется, необходим человеку, завтрашнему солдату, но если без хлеба солдат может иногда потуже под тянуть ремень и выдюжить, без танка ему не обойтись.

Вот сейчас и приспело это время, но почему же медлят?

Реакция на письмо Вальцова в ЦК КПСС оказалась та­кой, какой не мог предугадать даже многоопытный помощник секретаря Центрального Комитета.

Однажды поздно вечером Вальцова вызвал к себе в ка­бинет министр.

— Кто вас надоумил на это письмо?

Вальцов выслушал министра сидя. Но прежде чем от­ветить, встал, хотел по привычке огладить назад гимнастерку, но, смутившись, одернул костюм. Ответил четко, будто рапортовал:

— Я писал, как член партии. И не сожалею о своем письме. Заявляю — буду писать и впредь. Все, о чем я написал, не является тайной, это насущная государственная проблема. Проблемы надо решать, и своевременно. Готов голову сложить, но от своих слов не отступлюсь.

Министр несколько опешил от столь решительных слов, ответил уже не громким рокочущим басом, а по-домашнему, тихо:

— Да вы садитесь, — и с досадой махнул рукой. — Че­го стоите, как солдат перед генералом?

— Я и есть солдат.

— Солдат… Солдат… Заварил кашу, солдат, а мне ее расхлебывать.

— Зачем вам? Я ее заварил, мне и хлебать.

— Эх, Иван Федосеич! В прошлом вы политработник, а дипломатичности у вас ни на грош.

— Мне надоело играть в дипломатию. Я решил по-солдатски, по-мужицки…

— Да сядешь ли ты, наконец! — уже не на шутку рас­свирепел министр. — Мне гнать тебя приказано в три шеи. Тебе это понятно или нет?

Вальцов не сел, а рухнул в кресло. Не испугался. Поразила нелепость услышанного. И расхохотался.

У министра, казалось, глаза полезут на лоб. Человека гнать намереваются, а он хохочет. Покачал головой.

— Поди, с ума спятил?! — заговорил совсем тихо. Он любил Вальцова, хотел сделать его одним из своих заме­– стителей. И вот такая неожиданность. — Доктора звать или коньяком отпаивать?

— Предпочитаю последнее.

Министр вышел в заднюю комнату и сам вынес оттуда два бокала с коньяком и под мышкой бутылку «боржоми».

— Пей, аника-воин! — Сам выпил залпом. Долго возил­ся с пробкой на бутылке с минеральной водой. Выпил и во­ду. — Ну, чего ждешь? Приглашения повторного? Хватит в казака-разбойника играть. Положение достаточно серьез­ное, чтобы по-серьезному его и обсуждать.

Вальцов изменил тон. Говорили долго, обстоятельно. Министр решил, что правильней всего вопрос вынести на коллегию, где Иван Федосеевич и должен выступить с обо­снованным докладом. Его позицию подвергнут острой кри­тике, как несвоевременную, малообоснованную для такого ранга работника, каким должен быть член коллегии, руко­водитель одного из важнейших главков. Он, министр, пред­ложит коллегии перевести его в начальники отдела, но это предложение не будет носить приказной формы.

— На волю коллегии. Ты меня понял?

— Зачем эта комедия? — с гримасой боли спросил Иван Федосеевич. — Пишите приказ — и дело с концом.

— Я тебе должен дать коленом под зад. Неужто это непонятно?

— Ну и давайте. А я уеду работать агрономом, предсе­дателем колхоза, директором МТС или какого-либо сов­хоза.

Министр хотел еще что-то сказать, но Вальцов ему не дал.

— Будьте человеком. Не говорите больше ни слова!

В ту ночь Вальцова едва довезли домой. Подозревали инфаркт. Но бог миловал, отдышался.

4

Когда ввели в дом Вальцова, ослабевшего, с явными признаками острого сердечного приступа, Софья на мгно­вение оторопела. Но всего лишь на мгновение, она тут же взяла себя в руки; движения стали быстрыми и точными. Метнулась к аптечке, наполнила шприц, заставила шофера перевязать руку резиновым жгутом, профессионально сде­лала вливание в вену. Пока водитель наливал грелку, Со­фья Галактионовна уже облепила спину и грудь Ивана Фе­досеевича горчичниками.

Откуда-то появилась кислородная подушка. Маска. Минут через десять—пятнадцать Иван Федосеевич о жил.

— Скоро ты у меня станешь совсем розовеньким,— уверенным и спокойным голосом сказала Софья и нежно погладила его по щеке.

— Где ж ты научилась так? — слабым голосом спросил Иван Федосеевич, с обожанием следя за женой. — Лучше всякого врача…

— А ты не догадываешься где?

Вальцов сразу умолк. И опять уже построжавшим взглядом стал следить за Софьей.