— Спасите! — завопил Пятачок.

Пухова сторона комнаты неспешно приподнялась и его кресло зачем-то заспешило к Пятачку. Часы мягко заскользили по каминной полке, собирая по пути вазочки и кувшины, пока все вместе они не рухнули на то, что когда-то было полом, а теперь старалось выглядеть чем-то вроде стены. [Портрет] Дяди Роберта, собравшийся, видно, стать новым прикаминным ковриком и даже захвативший с собою свою часть стены, встретился с креслом Пятачка как раз в тот момент, когда Пятачок собрался его покинуть, и ненадолго всё смешалось и стало совершено невозможно припомнить даже где тут юг и где север. Опять раздался громкий треск… Гостиная Совы вздрогнула… И наступила тишина.

В общем, домик Совы, бывший в дупле поближе к небу, одним махом спустился на землю. Нормальное дело, если кто поймёт…

— Мой мёд? — отозвался Пух.

Важное слово для достижения даосской чувствительности и восприимчивости — Сотрудничество. Как писал Лао-цзы, «Умеющий ходить не оставляет следов» — мастер восприимчив (и потому почтителен) к окружающему, он сотрудничает с естественными законами, управляющими миром. Подобно хамелеону, он неотличимо сочетается с Тем, Что Есть. А достигается это состояние осознанием, наступающим при умалении самостного Эго до ничто. Как выразился Чжуан-цзы:

Тому, кто живёт не в себе, формы, раскрываясь, являют вещи такими, как они есть. Он текуч, подобно воде, сообразен, подобно зеркалу, отзывчив, подобно эху. Просветлённый, он подобен исчезающему. Что спокойное озеро, он согласуется в своих отношениях со всем окружающим и остаётся таким и при обретении, и при утрате. Он не впереди других, но, наоборот, следует за ними.

— Да, но где же мёд? — едва дождавшись паузы, спросил Пух.

— Пух, пожалуйста, не перебивай, я ещё не закончил. Посмотри в шкафу…

— В шкафу ничего нет.

— Да? Ладно, но причём тут я?

Когда-то даосский алхимик и знаток трав Коу Хунь (Ko Hung) описал одно из преимуществ неэгоистического восприятия: Удовлетворённость.

Удовлетворённый счастлив тем, что другим кажется бесполезным. Он находит себе достойное занятие в лесах и горах. Он пребывает в скромном жилье и довольствуется малым. Он не променяет своё изношенное платье на императорские одеяния, а котомку за спиной — на карету с четвёркой лошадей. Он оставляет нефрит горам, а жемчуг — морю. Он счастлив везде, где бы ни оказался, и, независимо от того, чем занят, знает, когда следует остановиться. Он не прельщается сиюминутными прелестями и не странствует опасными тропами. Для него вся тьма вещей и существ — что пыль на ветру. Он упоён своим странствием средь зелёных гор.

Для него зелёные ветви уютнее роскошных дворцов с алыми вратами, плуг в руках почётнее высоких титулов и стягов, а хладная горная вода сытнее званых обедов. Он пребывает в истинной свободе. Что по сравнению с этим могут значить для него состязания за звания и почести? Чем могут привлечь его возможные страхи и соблазны? Благодаря простоте и скромности он приобщён к Дao, а благодаря Дао — ко всему сущему. Он видит ясное в «тёмном», чистое — в «мутном», быстрое — в «медленном», полноту — в «полом». Для него умело готовящий пищу повар достоин не меньшего почёта, чем известный певец или сановитый чиновник. У него нет прибыли, чтобы её наращивать, нет и жалованья, чтобы его терять; никаких восторгов, никакой хулы. Когда он смотрит вверх, в нём нет зависти. Когда смотрит вниз, в нём нет высокомерия. Многие глядят на него, но никто не видит. Невозмутимый и независимый, он вне опасностей. Дракон, таящийся меж людьми.

Таящийся… Кажется, сейчас мы узнаем, Как-его-зовут.

В углу комнаты зашевелилась скатерть. Она свернулась в шар и прокатилась вдоль комнаты.

Потом пару раз подскочила вверх-вниз и вдруг выпустила наружу два розовых ушка.

И наконец, катнувшись ещё раз вдоль комнаты Совы, размоталась.

С новым появлением Пятачка мы переходим ко второму замечательному качеству, упомянутому нами в начале главы: к Скромности. Что даёт нам возможность привести здесь одну из наших любимейших притч Чжуан-цзы [xi] :

Ян-цзы в своей поездке по Сун остановился на ночь в придорожной гостинице. У владельца гостиницы было две наложницы — одна красивая, а другая уродливая. С дурнушкой он обращался почтительно и с любовью, а красоткой попросту пренебрегал. На следующий день Ян-цзы спросил у сына хозяина, почему это так. Тот ответил: «Красивая знает, что она красива. Дурнушка знает, что она дурнушка».

Когда Ян-цзы возвратился, он обратился к своим ученикам: «Помните об этом, ученики. Отбросьте свою гордость и обратитесь к истинной Добродетели. Если вы последуете этому, кто же вас не полюбит?»

Поскольку эта история так замечательно подводит итог нашему разговору о Скромности, мы думаем, можно сразу перейти к Малому.

— Пятачок, можешь рассказать нам что-нибудь о Малом?

— Сейчас, — ответил он. — Я тут как раз репетировал… Хм.