–  Маланья моя Григорьевна!
– обернувшись, отвечала Дунька.
– Убьют же дуру!

–  Точно!
– согласился Архаров, неприятно удивленный тем, что сам он напрочь позабыл об актерке.
– Дуня, стой. Коли убили - так уж мертва, и ничем ты не поможешь.

–  Ты же сам, сударь мой, посылал меня, чтоб ее спасти!
– и Дунька устремилась к крыльцу.

Ваня Носатый оказался быстрее всех - схватив девку в охапку, отнес ее к карете, где сидел Ушаков.

–  Не скедись, карючок, - сказал он гнусаво.
– Тут уж Стод один властемен… не журбись…

–  Ишь, талыгай-то наш остремался… - шепнул Ушаков. Ваня покачал головой.

Они уже довольно знали командира, чтобы по голосу, чуть выше обыкновенного, по неподвижному лицу понять - он поймал себя на ошибке и сильно этим недоволен.

Прибежал Максимка-попович, веселый, даже счастливый - не каждый день выпадет столько радости, и тайный склад оружия вычистили, и театр приступом взяли!

–  Господин Тучков вашу милость спрашивать изволит - знатных господ куда девать?

–  В нижний подвал!
– тут же вместо Архарова ответили трое: Тимофей, Вакула и Кондратий.

–  Кыш!
– сказал им Архаров.
– Передай - пусть рассядутся по экипажам да и катят прочь. Более от них вреда не предвидится. Князя взяли?

–  Орал благим матом, ваша милость. Канзафаров его ловко связал. Сказывал, так его баранов перед стрижкой вязать учили.

–  Прелестно. Немца взяли?

–  Какого немца?

–  Брокдорф ему прозвание.

–  Прикажете искать?

–  Ищите и его, и… и графа Ховрина. Непременно он где-то тут поблизости. Ступай.

Отправив Максимку, Архаров повернулся к карете и увидел, что Дунька плачет, а Вакула, зверообразный монах-расстрига, подобранный Шварцем лет десять назад в совершенно непотребном состоянии, что-то ей тихонько втолковывает.

Странное зрелище представляли они - Шварцевы кнутобойцы, взятые из подвала кто в чем был, Вакула - так вообще в подбитом ватой зимнем подряснике, окружившие стройного пажа в голубом кафтанчике. Сам Шварц - и тот глядел на них озадаченно.

–  Так-то, черная душа, - сказал ему Архаров.
– Пойти поглядеть, что ли, как бояре разъезжаются?

–  Видеть вашу милость - сие было бы им весьма полезно, - отвечал немец.
– Однако надобно подумать, куда девать пленников. Их будет, статочно, не менее полусотни.

–  Брокдорфа - в карету… Кондратий!
– позвал Архаров.
– Это ты ведь осенью Брокдорфа на улице опознал?

–  Я, ваша милость.

–  Он, может, среди этих господ затесался и под чужим именем нам представится. Поди всех огляди. Карл Иванович, немцев надобно отделить и допросить особо, может, даже по-немецки. Хорошо бы среди них отыскался Лилиенштерн! По всем приметам он должен тут быть. И дурак Вельяминов!

Конечно, следовало подойти к Дуньке и как-то ее утешить, но Архаров подумал - и решил, что незачем. Девка пережила чуму, потеряла родню и подруг - теперь-то чего утирать ей слезы? Жизнь такова, что не первую свою потерю и не последнюю она оплакивает, опять же - актерка, вечная содержанка, почитай что зазорная девка, было б о ком слезы лить…

Он подумал - и пошел в обход здания к парадному подъезду. Тимофей сразу же двинулся следом.

Там драгуны уже выводили бунтовщиков. Кондратий глядел на них пристально, хмуря брови, но молчал. Не узнавал, выходит, своего Брокдорфа.

–  Надобно карету подогнать, - сказал, подойдя, Левушка.
– Чтобы его сиятельство с крыльца - да в карету.

Тут с крыльца свели Вельяминова.

–  Эй, этого - сюда!
– крикнул Архаров. И, когда перед ним поставили недоросля, некоторое время глядел на него хмуро, даже с известным презрением.

–  И что это тебя, сударь, вечно в какую-то помойную яму нечистый заносит? То к шулерам, то к бунтовщикам?
– спросил он наконец.

–  Ваше сиятельство, не знал я!
– с перепугу произведя Архарова в княжеское достоинство, выкрикнул Вельяминов.

–  Вот и обезьяна не знает, не ведает, кому и за какие деньги ее продадут. Отпустите дурака. Еще слава Богу, что тетушку Хворостинину сюда не притащил. Каюк был бы старушке.

Петиметр, ощутив свободу, попятился - да и кинулся бежать в аллею, к своему экипажу.

Архаров невольно вспомнил ту давешнюю петербургскую мартышку на крыше. Точно так же, поди, улепетывала от лакеев…

Следовало бы, наверно, хоть слово благодарности сказать ветропраху - все ж именно он помог забраться в мятежный театр. Но Архаров, как всегда быстро, решил, что освобождение и есть сейчас наилучшая благодарность, чего еще словесные реверансы затевать?

–  Тимоша, едем в контору. Раздобудь для меня экипаж.

–  Нет!
– возразила вновь оказавшаяся рядом Дунька.
– Тут еще что-то, человек взаперти сидит, вопит…