Шрифт:
Юрик остановил ее и про все рассказал.
В ожидании Кати Джонни мечтал. Он закрывал глаза и представлял совсем как наяву, будто держит на коленях тяжелый, черный, рябой от старости шлем, с которого сыплются чешуйки ржавчины…
Вот это будет новость! На весь город. Надо попросить Серегу Волошина, чтобы написал в газету заметку. "Историческая находка школьника Евгения Воробьева…" Придется, конечно, ради справедливости и бабку Наташу упомянуть. И обязательно Катю… А Катни двоюродный брат Тимофей пусть сделает снимок для газеты. С подписью…
В музее надо повесить под шлемом подробную надпись: кто нашел шлем и когда. После этого ни Шпунин синяк, ни история в парке не смогут ни капельки повредить Джонниному авторитету.
Тут Джонни одернул себя: надо прежде всего думать не о личных целях, а о научной пользе. Но о личных целях все равно думалось: "Придется перед газетной съемкой припудрить синяк, а то Шпуня будет всем показывать снимок и хвастать: это я ему вделал… И хорошо бы сняться прямо в шлеме… "
Джонни размечтался так, что не заметил, как Юрик и Катя перебежали улицу и проскочили во двор.
Их пустили к Джонни беспрепятственно. Хотя он и сидел под домашним арестом, на свидания с друзьями запрета не было.
Перебивая друг друга и веселясь. Катя и Юрик поведали Джонни, как был наказан Шпуня за свою вредность и коварство.
Но Джонни не стал радоваться. Гордая Джоннина душа содрогнулась, когда он представил, какое поругание достоинства и чести выпало на долю его несчастного недруга.
– Чего смешного… – хмуро сказал он.
Катя, у которой был все же не такой рыцарский характер, заспорила. Шпуня, мол, сам виноват и получил, сколько заработал. Но Джонни сухо заметил, что есть вещи, которые нельзя желать даже врагу. И сделал строгий выговор Молчанову за то, что он не попытался освободить попавшего в ловушку противника.
Катя надулась, а Юрик нет, потому что безоговорочно верил Джонни. Он виновато отошел в сторону – обдумать недавние события и рассмотреть их с новой точки зрения.
Джонни покосился на сердитую Катьку и деловито сказал:
– Теперь надо срочно разработать операцию "Шлем витязя".
Катя хихикнула:
– Вляпаешься, как Шпуня, бабка устроит тебе операцию…
– А что делать?
– Да очень просто. Пойти к ней по-хорошему и спросить, где нашла шлем и не отдаст ли для музея.
Это был не такой романтичный, но, пожалуй, самый правильный вариант. Иначе что может выйти? Бабка прочитает в газете о находке и не обрадуется, а по вредности характера подымет крик: стащили нужную вещь с огорода. Разве ей докажешь, что исторические ценности – общее достояние?
– Думаешь, бабка отдаст? – усомнился Джонни.
– А зачем он ей? На чучело можно что-нибудь другое приспособить.
– У меня ржавая немецкая каска есть, – подал голос Юрик. – Я ее у ручья откопал. Для пугала в самый раз.
И Джонни с благодарностью подумал, что для газеты надо будет сфотографировать и Молчанова.
Но тут же он опять забеспокоился:
– А бабка нас послушает? Она толком никого не помнит, подумает, что мы вроде Шпуни…
– С Викой пойдем, – сказала Катя. – Вику-то она знает.
Это было хорошо придумано. Восьмиклассница Вика иногда помогала бабке Наташе по хозяйству и пользовалась у нее полным доверием. Однако Джонни опять огорчился:
– Вы-то пойдете. А я должен сидеть.
– Отпросись. Думаешь, не отпустят?
Джонни вздохнул. Он знал, что отпустят, если очень попросить. Но просить – значит унижаться.
И все же дело есть дело. Джонни пошел к отцу.
– Папа, – сказал он, стараясь не терять независимого вида, – я не хотел об этом говорить, но у меня очень важная причина…
– Я понял, – сказал отец. – Проси прощения и убирайся.
Это был не выход. Опечаленный Джонни объяснил:
– Не могу я, папа. Я попросил бы, если виноват. А как, если я прав…
– Тогда сиди, – рассудил отец. – Страдай за правду.
Джонни застонал в душе, но сохранил внешнюю сдержанность. Подумал и предложил:
– Я мог бы дострадать позже. Завтра или послезавтра. Какая разница?
– Гм… – сказал отец и задумался.
Джонни осторожно проговорил:
– В конце концов, даже преступников иногда отпускают под честное слово. Помнишь, мы итальянский фильм смотрели? Там у одного свадьба была, и его на день выпустили из тюрьмы…
Отец с интересом взглянул на единственного сына: