Катя и Джонни заверили, что никогда не вынашивали столь бесчеловечных планов. Просто у Джонни есть знакомый, у которого из-за лысины висит на волоске (на единственном!) личное счастье.

Вовка смягчился, но спросил:

– А рецепт откуда?

Рассказали про бабку Наташу, про бабкину бабку Катерину Никитишну, про ее книгу. Между делом упомянули в разговоре про ступку.

Ступка почему-то Алхимика заинтересовала:

– Она где?

– Да оставили там…

– Тащите, – распорядился Вовка.

– Зачем? – недовольно спросил Джонни.

– Для дела, – объяснил Шестопалов. – Древние лекари, они не дураки были, у них все было рассчитано. Может, в этой ступке отложения всяких веществ. Они положительно влияют на реакцию. Слыхали такое слово – "катализатор"?

Джонни такого слова не слыхал и сказал, что в ступке только отложения ржавчины. И подставка отбита.

Вовка разъяснил, что ржавчину он уберет, а ступку зажмет в слесарных тисках. От дальнейшей беседы он отказался. Дал понять, что если будет ступка, будет и лекарство. А если нет – до свидания.

Пришлось бежать к бабке Наташе.

– Мы ваш подарок забыли. Можно забрать?

Но ступки в сенях не было.

– Куда же она, окаянная, запропастилась-то? – расстроилась бабка. – Я ее с той поры и не видала… Неужто этот охломон унес?

– Какой?! – разом воскликнули Джонни и Катя.

– Да звала я тут одного… Чтобы помог, значит… – почему-то смутилась бабка.

– А как он выглядит? Может, помните? – без большой надежды спросила Катя.

– Где упомнишь-то… Худущий такой, волосы из-под шапки белобрысые торчат во все стороны… А шапку помню, она с козырьком вот таким большущим…

– Это же Шпуня! – воскликнула Катя. – Тот самый, которого вы…

Джонни дернул ее за руку. Зачем лишние слова, когда все ясно.

Весь день Шпуня испытывал жгучие чувства. Самым жгучим было желание отомстить бабке Наташе за обиду. И он задумал хитрую месть.

Напротив бабкиных ворот стояла будка с гладкими цементными стенками. Раньше в ней продавали керосин, а сейчас она была закрыта. На серой стене рядом с железной дверью Шпуня решил нарисовать бабку Наташу в образе отвратительной ведьмы.

Рисовать Шпуня умел. Он запасся цветными мелками и отправился выполнять свой опасный замысел. На всякий случай Шпуня изменил внешность: вместо ненадежных трикотажных штанов надел прочный джинсовый комбинезон, а на голову – круглую кепочку с козырьком в двадцать сантиметров. Козырек замечательно прятал в тени лицо. Среди мальчишек эта кепка была знаменита, но Шпуня боялся не ребят, а бабки.

На тихой улице было пусто. Шпуня приступил к работе. Он изобразил бабку верхом на помеле, в драной развевающейся юбке, лохматую, с крючковатым носом и громадными отвратительными ушами. На носу сидели две пары очков…

Сходство было так себе, приблизительное, но Шпуня не огорчился. Он решил, что для ясности дополнит портрет надписью, а пока стал рисовать людоедские клыки, которые торчали из бабкиного рта.

Когда к художнику приходит вдохновение, он не видит и не слышит ничего кругом. Шпуня забыл про бдительность… И кто-то ухватил его за лямки!

Шпуня оглянулся, пискнул и уронил мел.

– Рисуешь, значит… – сказала бабка Наташа. – Вот и ладно. Пошли.

Пленник слабо заупрямился. Но бабка была крепкая, а Шпуня обмяк от неожиданного ужаса.

– Идем, идем, дело есть… – сказала бабка и повлекла добычу к своей калитке.

– Это не я! – заголосил Шпуня. – Не имеете права!… Я больше не буду! Меня и так…

Он попробовал присесть, но бабка Наташа приподняла его, как хозяйственную сумку, тряхнула и проговорила:

– Коли рисовать умеешь, значит, и писать можешь. А мне как раз писарь нужен. Чтоб, значит, писал по нонешней грамматике…

Шпуня наконец сообразил, что бабка его, кажется, не узнала. И себя на портрете не узнала тоже. Тут что-то другое…

Так оно и было.

После того как Вика, Джонни, Катя и Юрик ушли, почти сразу к бабке пожаловали вчерашние гости – с той же бумагой насчет сноса. Бабка взялась за швабру, а когда посетители убрались, она решила действовать активно. Вышла на улицу, чтобы найти кого-нибудь пограмотнее, изловила Шпуню и доставила в дом.

– Я говорить буду, а ты пиши. Без ошибок-то умеешь? – Она вынула из пыльного буфета чернильницу-непроливашку и дала Шпуне толстую ручку-вставочку со ржавым пером. Положила серый листок.