Шрифт:
– Отпустят. У меня зав гороно давний друг, вместе учились. Он меня директором поставил… Он теперь и отпустит с радостью.
– Вот это "друг", – сурово проговорил Джонни.
– Зато на юге буду… К Ленке поближе. Тоже обстоятельство…
– Вы в нашу школу столько сил вгрохали, – напомнил Джонни.
– Ну и вгрохал. Думаю, что не зря.
– А теперь…
– А теперь… Ладно! Это все еще так, размытые в воздухе проекты. Может, ничего и не будет. Женька…
– Что, Борис Иванович?
– Только твое честное слово, что про это молчок.
– Я что, не понимаю?
– Знаю, что понимаешь. Только бывает, что разговорится человек с друзьями о жизни, захочет поделиться и не выдержит, сболтнет незаметно.
Джонни прикинул: с кем бы это он мог так разболтаться? И спросил хмуро:
– С кем, например?
– Ну… – Борис Иванович улыбнулся. – Например, с Катей Зарецкой.
– Вот уж!.. – вспыхнул Джонни.
– А что? Вы же такие друзья. Разве нет?
Джонни помолчал. Потом сказал, глядя под ноги:
– Не знаю…
– Да? Ну, извини… Кажется, я вторгся в личные дела.
– Да вторгайтесь, пожалуйста, – тихо сказал Джонни. – Только я правда не знаю.
Мама сердилась. Они с отцом пришли на обед, а сын болтается неизвестно где вместо того, чтобы разогреть суп и сходить за хлебом…
– Где ты был? У вас четыре урока…
– Сбор проводил у третьеклассников. Потом еще с директором беседовали.
– Господи… Что ты опять натворил?
Джонни обиделся:
– Сразу "натворил"! Просто так разговаривали, по-хорошему.
– О чем это можно по-хорошему разговаривать с директором школы?
– О жизни, – веско сказал Джонни. – Разве директор не человек?
– Он-то человек… – многозначительно произнес папа.
– "Не то что ты, дорогой Евгений", – закончил фразу Джонни.
– Именно… Я имел беседу с вашей учительницей математики. Что это за трюк с пирамидами?
– С ума сойти! Этими пирамидами меня будут изводить до пенсии. Даже собственные родители…
– Дело не в родителях, а в учительнице…
– Я же перед ней извинился!
– Она говорит: "Он извинился так, будто сделал большое одолжение".
– Мне что было, голову песком посыпать?
– Голову посыпали не песком, а пеплом, – назидательно сказал отец. – И не в знак раскаяния, а в знак траура. Не трогай древние обычаи, если ты такой невежда.
– Почему это невежа?
– Я сказал "не-веж-да". Значит, ужасно необразованный.
Джонни оскорбился:
– То ругаетесь, что меня от книжек не оторвешь, то необразованный…
– Смотря какие книжки, – заметила мама. – Ты читаешь всякую фантастическую дребедень. А надо читать классику.
– Классику я тоже читаю, – сказал Джонни, устраиваясь за столом.
– Вымой руки, читатель!
– Я уже мыл… Я недавно "Петра Первого" прочитал.
– "Петра" ты осилил, потому что там пахнет приключениями, – проницательно заметил отец.
– А Пушкин? Тоже приключения?
– Конечно. "Дубровский", "Пиковая дама"…
– Я и "Евгения Онегина" читал.
– Всего? – недоверчиво спросил отец.
– Угу, – жуя горбушку, ответствовал Джонни. – Интересно стало: он Евгений и я…
– Ах, ну если с этих позиций…
Мама спросила издалека, от газовой плиты:
– И что же ты там понял?
– То, что они оба болваны, – сообщил Джонни.
– Что-о? – сказала мама и уронила поварешку в горячую кастрюлю.
– Кто?! – сказал папа.
– Онегин и Ленский. Вздумали стрелять друг друга из-за такой бестолковой девицы… Это, значит, нам с Алхимиком тоже надо было дуэль устраивать?
Клей "Собачья преданность"
Никаких дуэлей у них не было, и отношения оставались вполне приятельские. Алхимик был парень деловой и надежный. Серьезный. И сейчас Джонни собирался к нему, чтобы клеить головы Горыныча. До сих пор это не получалось: упругие картонные выкройки разъезжались, канцелярский клей и мучной клейстер их не держали, эмульсия ПВА была лучше, но она тоже срабатывала не сразу. Место склейки надо было прижимать, а как сунешь под пресс драконью башку размером с бочонок?