– - Почему вы об этом не рассказали?

– - Мне было стыдно... А потом... потом уже было поздно.

– - Кто вас завербовал?

– - Вологдин.

– - С кем вы работали, кроме него?

– - Ни с кем. Только с ним... Можно, я выпью?

– - Конечно, почему нет?..
– - Губерман посмотрел, как Розовский словно бы ватными руками наливает стакан и пьет, проливая бренди на рубашку и галстук. Так же негромко заметил: -- А ведь он вас любил. Вы разбили ему сердце.

Розовский покивал:

– - Я знаю...

– - И Анна вас любила. Она часто рассказывала, как вы закупили целый самолет, чтобы привезти ее из Магадана в Москву. Она говорила, что чувствовала себя Золушкой на королевском балу... Розовский повторил:

– - Я знаю.

– - И Сашка вас любил. Всегда радовался, когда вы приезжали к ним в гости... Это он сам мне рассказывал, -- добавил, помолчав, Губерман и поднялся с кресла.
– - Пойдемте, Борис Семенович. Пора.

Розовский послушно встал и направился к двери.

– - Туда, -- сказал Губерман и показал в сторону пентхауза.

С высоты восемнадцатого этажа открывался простор Женевского озера, по мостам через Рону скользили разноцветные автомобили, несколько яхт с поникшими парусами белели на хмурой от низких облаков воде.

Розовский понимал, что с ним произойдет, но не чувствовал ни воли, ни желания сопротивляться. Лишь спросил:

– - Он все знает?

– - Да, -- подтвердил Губерман.

– - Он приказал?

– - Нет. Он ничего об этом не знает. И никогда не узнает.

– -Но...

– - Это решение принял я. Потому что я вас тоже любил. И мне вы тоже разбили сердце. Прощайте, Борис Семенович.

Губерман повернулся и вошел в номер. Розовский машинально потянулся за ним, но тут четыре крепких руки подняли его грузное тело и перевалили через балюстраду...

...Усатый открыл дверь номера и выглянул в коридор. Там было пусто. Он подождал, когда выйдут Губерман и напарник, и вышел следом, плотно прикрыв дверь и повесив на ручку табличку: "Не беспокоить".

* * *

"Отец мой небесный, всемилостивый и всемогущий, Ты судишь народы, суди и меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне. Да прекратится злоба нечестивых, а праведника укрепи, ибо Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже. Щит мой в Тебе, спасающем правых сердцем. Господи Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!.."

Глава шестая. Сегодня в полночь

I

Третий этап операции по несанкционированному перемещению в Россию объекта особой социальной значимости, разработанной Управлением по планированию специальных мероприятий, начался на другой день после исчезновения с виллы друга и компаньона Назарова Бориса Розовского. Начало этого этапа вообще не оставило бы никакого следа, если бы утром того же дня молодые российские туристы, занимавшие в пансионате "Три оливы" апартамент "Зет" и пять одноместных номеров, не сообщили хозяину о том, что им подвернулся очень удачный бизнес к они вынуждены прервать отдых.

Хозяин "Эр-вояжа" и "Трех олив" Микола Шнеерзон сначала огорчился, но когда понял, что возбужденные перспективами неожиданно подвернувшегося выгодного дела москали и не думают потребовать с него гро'ши за неиспользованные семь дней, искренне разделил их радостное возбуждение, расспросил о деле и горячо одобрил. Это хорошо, когда молодые хлопцы думают о бизнесе, а не жрут горилку. Очень хорошо. И дело им подвернулось хорошее: всего за двадцать две тысячи кипрских фунтов купили по случаю почти новый мощный грузовик "ситроен" -- с просторной кабиной, с двумя спальными местами для водителей-сменщиков, с огромным кузовом, обтянутым серебристой армированной тканью, с хромированными трубами глушителей, с десятком мощных фар на бампере и верхней консоли. Грузоподъемность двадцать тонн. Грузи что хочешь и вези куда хочешь.

И план они придумали дельный: не гнать фургон порожняком в Россию, а переправить на грузовом пароме в Стамбул, там загрузить дешевым и ходовым в Москве товаром и оттуда уже через Болгарию, Румынию и Польшу ехать домой. Головастые хлопцы. Но и Шнеерзон был не из дураков. Он только представил, как этот серебристый мощный красавец несется через всю Европу, Белоруссию и Московию, сверкая неприлично голыми бортами, на которых даже названия фирмы не значится, и тут же предложил: двухнедельный пансион, всем шестерым, бесплатно, в любое удобное для них время, а за это они разрешат разместить на бортах "Ситроена" рекламу "Эр-вояжа" и "Трех олив". Он даже согласен был трошки приплатить, но обошлось и без этого. Самый серьезный из москалей, тот, что жил в двухкомнатном апартаменте, махнул: "Валяйте!" И пока молодые турки в светло-серой униформе выносили из соседней виллы и грузили в фургон кстати подвернувшийся попутный груз -- очень тяжелые, скатанные в рулоны ковры, два срочно вызванные Шнеерзоном маляра изобразили с помощью трафаретов три зеленые оливы на бортах и надписи на русском и английском: "Откройте для себя Кипр. "Эр-вояж" предлагает отдых в пансионате "Три оливы". Условия божественные, цены божеские".

Когда погрузка и художественное оформление машины были закончены, один из туристов -- высокий, смугловатый, которого хлопцы называли Боцманом, -сел за руль, а трое остальных -- Пастух, Трубач и Док -- расположились рядом на просторном сиденье.

Боцман весело помахал рукой Шнеерзону и вышедшей проводить их Анюте:

– - До побаченья, земляки!

– - А где же Сеня и Олежка?
– - поднявшись на высокую подножку, спросила Анюта.

– - Они уже далеко, в Стамбуле, -- ответил Пастухов.
– - Еще ночью улетели, закупают товар.