Это был словесный понос. Я заскучал. Серов мычал нечто неопределенное, он потерял чувство юмора, ему все это нравилось. Он мелко переступал с ноги на ногу и потряхивал головой. Во всей этой сцене было нечто эстрадное.

Я присел на подоконник. На двери висела знакомая мне реклама: стюардесса призывала летать самолетами Аэрофлота.

Я вспомнил утро, себя в нем, угарного Саню в этом утре... Мне помешали вспоминать - мешал голос, с визгливым фальцетом выговаривающий:

– Ну, голубчик, поймите, я не спорю, строчка прекрасна, она удивительна по своей э-э-э... семантике, но в ней нет смысла...

– Как это нет смысла?
– удивлялся Сашка.
– "Капканы аплодисментов, как холостые выстрелы".

– Вот! Прекрасная строчка, однако... Капканы - это э-э-э... капкан орудие для ловли этих самых мышей, да?

– И крыс, - сказал я.

– Что?
– поэт нервно листал страницы будущей книги.

– Вот именно, молодой человек, именно, - обрадовался редактор.
– И крыс!.. А тут аплодисменты!.. И ещё выстрелы?

– Холостые, - зло уточнил их творец.

– Господи!
– всплеснул ручками человечек.
– Кто из нас знает, какие выстрелы холостые, а какие нет?

– Что?
– спросил мой друг.
– А почему это стихотворение не пойдет?

Тут я заметил, что костюм моего товарища совсем не новый и не модный, и Серов из него давно вырос.

– Это?
– редактор натянул очки.
– Право, не знаю. Это решение заведующего. Но все это не принципиально, голубчик. Не принципиально! Вы потом поймете... Книга же есть! Есть!

– Што?!
– прошипел мой друг и резким движением сорвал галстук-удавку.
– Черта лысого - книга!

– Вы не правы, не правы!
– подпрыгнул человечек. Обут был в мягкие войлочные тапочки.
– Вы должны понимать: существует определенный спрос... э-э-э... общественное мнение... в конце концов, рынок...

– Р-р-рынок!
– взревел на все издательство поэт.

– Мы вам добра желаем, голубчик, - со страхом отшатнулся редактор. Идем вам навстречу: Договорчик!..

– Договорчик!
– выходец из народных недр потрошил рукопись.
– В гробу я вас всех видел. Вместе с договорчиком, крысы канцелярские!

– Ну знаете?
– человечек сдернул очки.
– Ваше поведение... э-э-э... неэтично... О чем буду вынужден доложить.

– У-у-у, стукач!
– рявкнул стихотворец и шагнул в сторону своего оппонента.

Запахло скандалом. Все было так мило... Впрочем, версификатор и его редактор находились в слишком разных весовых категориях. Правда, смотрели они друг на друга с такой лютой ненавистью... С такой ненавистью можно глядеть только на врага, которого немедленно надо уничтожить. Иначе - он уничтожит тебя.

Несколько опешив, я взял Саныча за руку, чтобы тот случайно не прибил противника. Папкой со своими слишком своеобычными стихами.

– Суки позорные!
– кричал мой друг, - купить хотите! А я не продаюсь. Ха! Я вам пришлю Анджелу, вот она, мастерица, отмастерит вам своей пилой и всей душой, ха-ха!

– Какая Анджела с пилой?
– окончательно потерялся человечек.
– Это черт знает что?.. Я требую уважения...

– Мы водку не жрали, чтобы уважать!

– Я с вами отказываюсь работать.

– А я с вами!

– И прекрасно, - редактор уткнулся в очередную рукопись.

– Отлично!
– хрястнув дверью, поэт с проклятиями куда-то умчался, как ветер.

– До свидания, - сказал я.
– Я знаю, какие выстрелы холостые, а какие нет.

– Что?
– нервно вздернулся редактор.
– Вы ко мне, молодой человек?... Тоже стихи сочиняете?

После новогодней праздничной бойни для нас наступили бесконечные новогодние сумерки. У чечей тактика ведения войны была проста и эффективна. Они не шли на прямое противостояние - атаковали исподтишка. Десять-пятнадцать человек - ударный отряд, способный сутки наматывать кишки батальону. А чаще - мобильная группка из трех-пяти нукеров; обычно - родня. Такие группки занимали господствующие высоты на чердаках, крышах, высоких этажах и щелкали из СВД - снайперских винтовок Драгунова. И поначалу успешно: мы не были готовы к такой войне, изощренной и подлой. И многие из нас получали в лоб свинцовый новогодний подарок от Аллаха.

Снайперов мы ненавидели, и был негласный приказ - уничтожать на месте.

Духи - понятно, защищали свою землю, и с героическим фанатизмом и криками "Аллах акбар" гибли, но однажды мы взяли на чердаке своего. Славянина. Наемника. С паспортом СССР, где таилась фотография молоденькой хохотушки и щекастого карапуза. Наемник, наш сверстник, чуть постарше, был из "щiрого" города Киева.

– Они меня заставили. Мне семью кормить надо, кто её будет кормить, просил.
– Не убивайте. Я ваших не бил... У меня холостые патроны... холостые...