Шрифт:
– Э.., госпожа администратор, - вмешался в наш разговор официант. Вас.., э.., просит к телефону мистер Нестерио.
– Голос этого чертова официанта продолжал звучать в моих ушах и теперь, спустя несколько дней, так же отчетливо, как если бы он стоял за спинкой моего кресла. Вряд ли что-нибудь могло нарушить очарование того вечера так же необратимо, как этот голос. Пунцовый румянец почти мгновенно сполз с лица Клавдии, глаза широко открылись, и взгляд их сделался настороженным - она снова являла собой образец деловой женщины. Раздавив сигарету в пепельнице, она бросила на меня извиняющийся взгляд и спокойно кивнула.
– Спасибо, стюард, - произнесла она негромко, почти шепотом.
– Я поговорю отсюда.
Я дернулся было выйти из-за стола, чтобы не мешать ей, но она сделала мне знак остаться. Когда официант принес ей трубку, она нажала на кнопку, но шар голографического дисплея остался темным. Нестерио - воистину, джентльмен из джентльменов - деликатно вел разговор в режиме "сугубо лично". Должно быть, она ожидала этого. Они обменялись всего несколькими словами на непонятном мне местном диалекте, а потом Клавдия дала отбой и огорченно улыбнулась мне.
– Он спрашивает, не помогу ли я ему с проведением местного галацианского праздника у него в кабаре, - объяснила она, устало отодвигая от себя трубку голофона.
– Я пообещала ему, что приду.
– Конечно, - кивнул я за неимением слов умнее.
– Он знает, что ты здесь со мной? Она пожала плечами.
– Не знаю, - вздохнула она, потом чуть раздраженно фыркнула. Возможно, это ему и не приходило в голову.
– На мгновение она зажмурилась и положила свою руку мне на ладонь.
– Может, это и к лучшему, - добавила она, и голос ее чуть дрогнул.
– Впрочем, прямо сейчас мне чертовски трудно себя в этом убедить...
Через несколько циклов я снова стоял на ступенях штаба, глядя на исчезающие в темноте красные огни ее глайдера. Однако даже сейчас, восемь дней спустя, я так и не разобрался, что я ощутил тогда: облегчение или досаду. Возможно, и то, и другое разом.
Что бы ни случалось со мной за все эти годы, я никогда не обманывался в тех чувствах, которые питал к Клавдии. Где-то в глубине сознания я сохранил в неприкосновенности все то, что испытывал тогда, когда мы с ней были любовниками в полном смысле этого слова. Я бы солгал, если бы пытался убедить себя в том, что мое мужское "я" не хотело бы - и еще как хотело! заняться с ней любовью. В конце концов, она была одной из двух или трех самых прекрасных женщин, которых я знал за всю свою жизнь. Возможно, она была самой красивой. И не только это. Было совершенно очевидно, что и она сохранила ко мне точно такие же чувства, от чего наш с ней последний разговор приобрел совсем уже захватывающее направление. Поэтому сказать, что его завершение меня разочаровало, было бы величайшим преуменьшением в истории.
Я пробежался взглядом по приборам, потом оглянулся на задние гиперэкраны посмотреть, как там остальные корабли. По крайней мере строй они держали хорошо. Ничего, скоро посмотрим, умеют ли они так же хорошо драться...
Я усмехнулся: чувство облегчения, которое я испытывал сейчас, было сродни тому, что я испытал, когда позвонил Нестерио - еще более мужественный тип, чем я сам. И потом, нравилось это кому или нет, нас с Клавдией связывали и профессиональные отношения, имевшие немаловажное значение для хода войны, никак не меньше того. А профессиональные отношения редко способны пережить влияние любви.., или хотя бы секса, какими бы изощренными ни были - или казались себе - любовники. Вот так-то...
***
Примерно за двадцать циклов до первого контрольного пункта нашего маршрута, когда Гальвонь-19 уже ярко сиял на лобовых гиперэкранах ярче остальных звезд, Нортон, моя старшая артиллеристка, принесла на мостик поднос с кружками дымящегося кф'кесса.
Под негромкий гул двигателей главного хода я поблагодарил ее.
– Знаете ли вы, командор, - обратился я к ней с самым официальным видом, - что, подавая мне эту самую кружку кф'кесса, вы берете на себя ответственность за весь этот корабль?
Она изобразила на лице панический ужас, театрально округлив глаза.
– Господь с вами, адмирал, - заявила она.
– Ничего такого я не наливала, окромя кф'кесса, ей-богу!
– Вздор!
– загрохотал я. Она закатила глаза.
– Ей-богу, цианистого калия не подливала, - хихикнула она и вернулась за свой пульт, а я снова вернулся к мыслям о Клавдии.
Ее устоявшийся уже статус замужней женщины - причем замужем за человеком, которого я глубоко уважал - придавал этим мыслям особый оттенок. Не могу сказать, чтобы за свою жизнь я не спал с чужими женами. Я даже находил в этом некоторое пикантное удовольствие. И все же Клавдия представляла собой совсем другой случай. Мысль о том, что она замужем, причиняла мне боль с самого моего возвращения в Аталанту. И при всем этом я никак не мог совладать со своими чувствами и отчаянно желал ее. Уж прости, Нестерио!
В конце концов я пришел к выводу, что призрак тех прежних, близких к идеалу отношений, возникших между нами полтора десятка лет назад, преследует меня в большей степени, чем стоило бы. Будет ли нынешний Вилф Брим отвечать критериям, сохранившимся в ее памяти с тех пор? Надо признаться, у меня не было ни малейших сомнений в том, что у Клавдии с тем же самым проблем не возникнет.
Приблизительно в половине светового года от Гальво-ня-19 мы сменили курс, выйдя из-под защиты слепящих противника лучей Гадора. Это произошло точно по графику, в один двадцать дневной вахты. Системы обнаружения не засекли никаких признаков противника - что ж, спасибо адмиралу Саммерсу и его холуям, которые смогли убедить торондцев в полной нашей беспомощности в преддверии их собственного наступления. До Контирнских скоплений астероидов, где нам предстояло в последний раз менять курс, оставалось двадцать циклов лета.