Вот у нас депутатам зарплату подняли, чтобы они начали работать, или не так давно чиновникам лучшим из лучших оклады увеличили в восемь раз!.. чтобы они перестали взятки брать. Худших не стали трогать – что время зря терять, все равно они будут брать. Но и лучшим увеличили без разбора! Забыли, что люди все разные, что у каждого своя психика.

И один такой три дня ходил веселый, радовался – чего же, в восемь раз оклад увеличили! Потом – жена уже вспоминала – не то чтобы задумываться стал, а как будто все время старался вспомнить что-то и не мог. Невеселый стал. Кураж какой-то в нем пропал. Раньше – жена уже вспоминала – взятку возьмет и дома ходит пританцовывает, с детьми играет. Если много возьмет – жена вспоминала, – то только пальто снимет, тут же хочет с ней или дерево посадить, или дом построить, или еще что. А как прибавили, он на четвертый день начал хиреть. Не просто хирел – она вспоминала, – а так, что в глаза бросалось. Пятна по телу пошли, чесаться начал, вздрагивать ни с того ни с сего.

Жена повела его к психиатру. Тот сильно удивился. Как человек сильно огорчился, а как ученый сильно обрадовался: редкий случай в медицине, высокое положение у человека, а взяток не берет – что-то с психикой.

Сразу посмотрел ему в глаза, сказал:

– Ну не берете – ваше дело. А сами-то вы даете хоть, когда вам от других что-то нужно?

Тот говорит:

– Нет, не даю.

Тут психиатр чего-то зачесался и начал вздрагивать. Жена его, психиатра, потом вспоминала: «На третий день скривился, заикал и начал подванивать».

А эти вернулись от психиатра домой, она смотрит – совсем муж плохой. Что делать? Уж она ему – она потом вспоминала – и коньяк с шампанским, и водку с пивом, и закуски любые. Каждую минуту ему: «Хочешь, давай с тобой дерево посадим», – всё без толку. Ну тогда что же?.. Вызвала мать его, свекровь свою.

Та только взглянула – материнское сердце ведь не обманешь, – тут же бух – в ноги сыну повалилась и зашлась криком:

– Сынок! Пожалей меня, старуху, ты у меня один остался! Бери взятки!

Как он ни любил свою мать, как он ни любил свою жену, которой практически не изменял, хиреть начал еще сильнее.

Хирел, хирел и дохирел до конца.

Говорят, будто был еще один, которому оклад увеличили, и он перестал взятки брать. Тот недели две кровью похаркал, грыжа у него выступила, родных перестал узнавать, но потом... то ли взятку взял, то ли здоровья Бог дал немерено, выправился как-то.

А тот, первый, умер... на сороковой день, как перестал взятки брать.

Вскрытие ничего не показало. Медицина пока не знает, что обрывается в человеке, когда его лишают главной радости.

Зря, конечно, оклады подняли, а взятки запретили брать. Коррупция как была, так и осталась, а люди гибнут.

Дельфины вот тоже иногда ни с того ни с сего выбрасываются на сушу. Что-то дорогое в их жизни исчезает, и они на белый свет смотреть больше не хотят – психика.

Мы сейчас сексуальную сторону своей жизни знаем лучше, чем социальную. По сексуальной много появилось литературы: «Он и она», «Он и оно», «Оно и оно». А вот отношения между государством и народом, явления общественного порядка не всегда и не всем понятны. Если попытаться социальные явления объяснить терминами из сексуальной жизни, то, возможно, многое прояснится.

Ну, например:

митинги, демонстрации – это оральный секс;

действие указов президента – это импотенция;

рост цен – изнасилование в изощренной форме;

защита малоимущих – проституция;

то, что государство делает с нами, – секс;

то, что мы делаем с государством, – мазохизм;

отношения между властью и мафией – любовь.

И так далее.

– Разрешите?

– Разрешаю.

– Товарищ директор, я к вам с дерзкой мыслью.

– Хвалю.

– Что, если нам у входа повесить плакат: «Пусть помнит каждый из нас: работе – время, потехе – час»?

– Мне нравится. «Пусть помнит каждый из нас: работе – время, потехе – час». Очень хорошо, смело и кстати.

– Сказать, чтобы написали?

– Сказать.

– Большими белыми буквами на синем фоне?

– Лучше синими на белом.

– Понимаю.

– И небольшими.

– Понимаю.

– И короче.

– «Каждому из нас: работе – время, потехе – час»?

– Еще короче.

– «Работе – время, потехе – час»?

– А ну, еще короче!

– «Потехе – час».

– Мне нравится.

– Сказать, чтобы делали?

– Сказать. Только «Потехе – час» как-то непривычно. Напишите: «Обед с часу до двух». Так будет хорошо, смело и кстати. Ну, идите, дерзайте дальше.

Милосердие, наверное, оттого у нас плохо прививается, что всякому каждый раз по привычке думается: «А что ж мне с этого удастся урвать?»