–  А, зуда! - поддержал Сикорского инспектор.

–  И чтоб доказать вам, что я зуда, я не дам вам есть, пока не осмотрите всей станции, - сказал Борисов.

–  Ну, пока хоть по рюмке водки, - предложил Сикорский.

–  Да об чем же толковать? - забасил инспектор. - Кто не желает, может не пить.

И инспектор, а за ним Сикорский и соседний начальник дистанции пошли в пассажирское здание, а Борисов с Карташевым отправились на осмотр. Инспектор так и не пришел. Когда Борисов с Карташевым возвратились после осмотра в пассажирское здание, остававшиеся уже успели выпить и закусить. Инспектор сидел, откинувшись на спинку стула, положив руку на спинку другого стула, глаза его посоловели, и он встретил входивших не то шуткой, не то упреком:

–  Бунтовщики!

–  Не знаю, как в остальном организме, - ответил весело Борисов, - а в желудке у меня так даже целая голодная революция... Как известно, самая ужасная из всех.

–  Ну, и пейте водку, - грубо сказал инспектор.

–  Водки не пью, а вот есть буду и квасу бы выпил, если есть.

Квасу не было.

–  Пошлите к землекопам, - предложил Борисов.

Послали - и принесли.

Инспектор обратился к Карташеву и, показывая на Борисова, сказал:

–  С этим господином я вам советую подальше...

–  Он благодарит вас за совет, - ответил Борисов, - и просит разрешить ему руководствоваться своими собственными соображениями.

Инспектор налил себе новую рюмку и ответил:

–  Вольному воля...

Борисов сел с Карташевым в стороне и, пока не подали обед, закусывая, продолжал делать замечания по поводу своего осмотра. Замечания были дельные, и Карташев, слушая, думал, что Борисов обнаруживает не только большие и теоретические и практические познания, но и большую вдумчивость, способность обобщать вопросы.

Когда Карташев высказал ему это, Борисов ответил:

–  Через несколько лет и вы накопите и опыт и знания, так же будете и думать и обобщать. Несомненно, что у инженера поле зрения большее, пожалуй, чем у других специалистов, да, пожалуй, что и в умственном отношении инженеры представляют из себя большую силу. Вероятно, и по своему опыту вы могли прийти к заключению, что в наш институт попали сливки гимназий, - и по способностям, и по энергии пробиваться в первые ряды. Даже недостатки нашей инженерной среды говорят хотя и о больных отчасти, но и способных людях: пьянство, размах разгула, адюльтерство, больное самолюбие, сумасшествия, постоянные самоубийства... Среда, во всяком случае, исключительная, а особенно наша строительная. Если вы по постройке пойдете, - вот всегда такое же напряжение. Калифы на час, на мгновение люди сходятся, сближаются в общей работе и опять расходятся. И все это вокруг одного священного кумира, где все страсти сильнее разгораются.

–  Люди гибнут за металл... - приятно и верно пропел Борисов.

–  Вот чему человека учит, - уже совсем пьяным голосом отозвался инспектор, - говорю вам, господин Карташев, лучше идите водку пить, потому что из всех погибелей это самая благородная и приятная. Там деньги, женщины, молодость - все изменят, а водка всегда найдется, если даже дойдешь и до Ломаковского...

Инспектор пригнулся и с своей грубой, циничной манерой спросил Карташева:

–  Ломаковского знали?

–  Нет.

–  Наш инженер тех времен, когда наше ведомство еще именовалось министерством публичных работ и общественных зданий. Этот Ломаковский спился и в последнее время просил милостыню, протягивая руку и говоря: "Помогите благородному человеку, которого вчера выгнали из общественных работ, а сегодня из публичных зданий!" И ему всегда давали, и до конца дней своих он был пьян...

Инспектор помолчал, ткнул носом и пробормотал:

–  Такой вот и я буду...

Борисов, наклонившись к уху Карташева, шептал:

–  В свое время дельный человек был. Написал прекрасную книгу по новому совсем вопросу - сопротивление малоисследованных материалов.

Когда наконец подали обед, инспектор заплетающимся языком, сделав широкий жест, сказал:

–  Есть больше не буду, а вот если б минут на двадцать прилечь где-нибудь...

Принесли сена, и инспектора уложили на него в соседней комнате.

–  Вот связался, - досадливо проговорил Борисов, - как теперь его повезешь домой? Придется, как тушу, уложить на паровоз и везти напоказ.

Когда инспектор ушел, Сикорский лукаво подмигнул Борисову и, показывая на Карташева, сказал:

–  Расспросите-ка вы его, как он за три фунта сала пятьсот рублей заплатил...

И Сикорский весело рассмеялся.

Борисов, выслушав, сказал:

–  Что ж тут смешного? Савельев дороже - жизнью заплатил. И, конечно, надо было войти в его положение и заплатить ему по стоимости, а не придерживаться мертвой формальности.

–  Не мое ж это, а Полякова достояние.

–  Не нанялись же вы у этого Полякова разорять и отправлять на тот свет людей? Наконец, могли бы запросить главную контору, и, я думаю, вы и сами не сомневаетесь, какой ответ через час был бы... И Савельев не спал бы теперь в земле. И как хотите, а на вас и вина в его смерти... - И, слегка заикаясь, Борисов кончил: - И ничего смешного и веселого в этом нет.