– Не бесконечно, ну, а все ж-таки на теперешнее население хватит, да и с избытком, - спокойно возразил Щемилов.

– По десяти, по сто десятин на душу?
– издевающимся голосом выкрикивал Петр.
– Так, что ли? Втолковали это мужикам, они и волнуются.

Щемилов опять посвистал, и сказал с презрительным спокойствием:

– Ерунда, почтеннейший, - мужик не столь глуп. А впрочем, позвольте спросить, что мешало противной стороне втолковывать мужику правильные мысли?

Петр сердито встал, и быстро ушел, никому не сказав ни слова. Рамеев спокойно посмотрел вслед ему, и сказал Щемилову:

– Петр слишком любит культуру, или, точнее, цивилизацию, чтобы ценить свободу. Вы слишком настаиваете на вашем классовом интересе, и потому свобода вас не так манит. Но мы, русские конституционалисты, на себе вынесем борьбу за свободу.

Щемилов слушал его, стараясь сдержать ироническую усмешку. Он сказал:

– - Да, мы с вами не сойдемся. Вам надо моцион на вольном воздухе делать, а нам еще жрать хочется, - не сыты.

Рамеев помолчал, и тихо сказал:

– Меня ужасает это одичание. Убийства, убийства без конца.

– Что делать!
– усмехаясь, отвечал Щемилов.
– Вам, небось, хотелось бы карманной, складной свободы для домашнего употребления.

Рамеев, с нескрываемым желанием прекратить разговор, встал, улыбаясь, протянул руку Щемилову, и сказал:

– Должен вас оставить.

Миша пошел было за ним, потом раздумал, побежал к реке, около купальни достал свою удочку, и влез в воду по колена. Давно уже он привык убегать к речке, когда печали или радости волновали его, или когда надобно было хорошенько подумать о чем-нибудь. Он был мальчик застенчивый и самолюбивый, и любил быть один со своими мыслями и мечтами. Холод воды, струящейся около ног, успокаивал его, и отгонял всю злость. Здесь, в воде, стоя с голыми ногами, он становился кротким и спокойным.

Скоро сюда же пришла и Елена. Она стояла на берегу, и молча смотрела на воду. Почему-то ей было грустно, и хотелось плакать.

Вода в реке тихо и успокоение плескалась. Гладкая была вся поверхность, - так и шла.

Елисавета с легким неудовольствием глянула на Щемилова.

– Зачем вы так резки, Алексей?
– сказала она.

– А вам не нравится, товарищ?
– ответил вопросом Щемилов.

– - Нет, не нравится, - решительно и просто сказала Елисавета.

Щемилов помолчал, призадумался, сказал:

– Слишком широкая бездна между нами и вашим братом. И даже между нами и вашим отцом. Трудно сговориться. Их интерес, - вы же это хорошо понимаете, лепить пирамиду из людей; наш интерес - пирамиду эту самую по земле ровным слоем рассыпать. Так-то, товарищ Елизавета.

Елисавета досадливо поправила:

– - Елисавета. Сколько уже раз я вам говорила.

Щемилов усмехнулся.

– Барские затеи, товарищ Елисавета. А впрочем, в этом ваша воля, - хоть и трудненько выговаривать. По-нашему Лизaвета.

Кирилл жаловался на свои неудачи, на полицейских, на сыщиков, на патриотов. Нудные были жалобы, старые, скучные. Был арестован, лишился работы. Видно, намучился. Голодный блеск дрожал в глазах. Кирилл жаловался:

– - От полиции пришлось-таки мне потерпеть. Да и свои...

Помолчал угрюмо, и продолжал:

– У нас на заводе на каждом шагу обращение самое унизительное. Одни обыски чего стоят.

Опять помолчал. Опять жаловался:

– В душу залезают. Частный разговор... Ни перед чем не останавливаются.

Он говорил про голодовку, про больную старуху. Все это было очень трогательно, но от частого повторения казалось истертым, и жалость была словно вытоптана, а сам Кирилл казался материалом, тем человеком толпы, настроение которого должно быть использовано в интересах политического момента.

Щемилов сказал:

– Черносотенцы организуются. Очень этим господин Жербенев занят, - наш истинно-русский человек.

– И Кербах с ним, тоже патриот, - сказал Кирилл.

– Самый вредный человек в нашем городe - Жербенев. Вот гадина опасная, - презрительно сказал Щемилов.

– - Я его убью, - пылко сказал Кирилл.

Елисавета сказала:

– Чтобы убить человека, надо верить, что один человек существенно лучше или хуже другого, отличается от него не случайно, не социально, а мистически. То есть убийство утверждает неравенство.

Щемилов сказал:

– Мы к вам, Елисавета, отчасти и по делу.

– Говорите, какое дело, - спокойно сказала Елисавета.

– На днях приедут из Рубани товарищи, поговорить, и все такое, говорил Щемилов.
– Да это вы уже знаете.