Питер посмотрел на часы. Сквозь портьеры на окнах уже начал просачиваться дневной свет. Шел шестой час.

– Они открыты всю ночь? - спросил он.

– С половины девятого, - сказал Бач. - Я сообщу им о вас.

– И что же мне делать эти три часа?

– Лучше всего отправиться домой и немного передохнуть, - посоветовал Бач. - Если мы что-нибудь найдем, то позвоним вам.

– Вы, должно быть, шутите, - буркнул Питер.

Глава 4

Пять из сорока восьми часов, отпущенных похитителями сенатора Вардона и Селлерса, прошли без всяких известий о том, каким образом собираются удовлетворить их требования, если предположить, что правительство примет их условия. Расписание передач радио и национального телевидения было непоправимо нарушено. Известные граждане, имеющие и не имеющие отношения к политике, выражали свое возмущение. Было немыслимо, чтобы могущественнейшее государство на планете, Соединенные Штаты Америки, позволило себя шантажировать группе "психованных радикалов". Похоже, это стало излюбленным выражением.

Повсюду были солдаты и национальные гвардейцы. Большое шоу под названием "обеспечение повышенной безопасности" было в полном разгаре, хотя никто толком не понимал, кого брать на мушку и в каком направлении вести расследование.

Незадолго до пяти часов Эллсуорт Кейн, владелец "Синдиката Кейна", который распространял колонки Селлерса, обратился к народу. Синдикат выплатит десять тысяч долларов любому, кто предоставит информацию, которая поможет опознать похитителей. И сто тысяч долларов, без всяких расспросов, за содействие в благополучном возвращении Селлерса и сенатора Вардона.

Было объявлено, что в восемь часов по времени Восточного побережья с посланием к нации обратится президент.

Примерно к пяти часам на местную радиостанцию явился епископ. Уже распространились первые известия о похищении Лауры Ллойд и Бобби. Добросердечный церковник воззвал к здравому смыслу. Но точка зрения водителя такси, который вез Питера, уже неоднократно была озвучена публично. Двадцать восемь заключенных, которых требовалось выпустить на свободу, следует вывести из камер и расстрелять. Епископ взывал к состраданию и сочувствию. Семилетний мальчик ни в чем не повинен. На его матери тоже нет никакой вины. Мы не должны отвечать преступлением на преступление.

Когда епископ покидал радиостанцию, кто-то кинул в него бутылку из-под коки и раскроил ему голову. В ближайшей больнице ему наложили несколько швов.

На улицах пешеходы ускоряли шаги и непрестанно оглядывались, словно из-за каждого угла им могла грозить опасность.

Питер стоял у дверей номера гостиницы в районе восточных тридцатых. Он не снимал пальца с кнопки и слышал, как звонок настойчиво жужжит. На Питере снова были черные очки. У него слегка кружилась голова, и временами подступали приступы дурноты. Ему показалось, что прошла вечность до момента, когда наконец дверь, придерживаемая цепочкой, приоткрылась на несколько дюймов. Из проема выглянул молодой человек с взъерошенными рыжими волосами. На нем была лишь белая махровая рубашка.

– Питер! - воскликнул он. - Что это, черт возьми, с тобой делается? Ты что, надрался?

– Я должен поговорить с тобой, Тим, - ответил Питер, - и срочно. Почему ты не брал телефонную трубку?

Тим Салливан, его старый приятель, ухмыльнулся:

– Мой психоаналитик объяснил мне, что только извращенцы берут трубку, когда... когда в гостях дама.

– Брось, Тим. Впусти меня. Мне надо переговорить с тобой.

– Прости, Питер. Не сейчас. Ради Бога, приятель, не сердись!

– Скажи даме, пусть она отправится в ванную, если хочет остаться инкогнито, - сказал Питер. - Это не может ждать, Тим.

Тим Салливан нахмурился:

– Так ты точно не пьян?

– Я не пьян, Тим. И включи радио, пока твоя дама приводит себя в порядок. Это сэкономит время.

– Дай мне пару минут, - буркнул Тим.

Ожидая за дверью, Питер закурил сигарету. Перед его глазами проходили страшные сцены: в сером рассветном сумраке Лауру и Бобби тащат по темным улицам. У Лауры нет сил сопротивляться. Она вместе с Бобби потому, что у нее нет другого выхода. А в двадцати ярдах отсюда солдаты держат в руках скорострельные игрушки и рассуждают о том, вломит ли Том Сивер "Краснокожим из Цинциннати", когда сегодня будет играть за "Метрополитен". Стоит подойти к ним поближе любому честному гражданину, так они его на куски разорвут.

Тим Салливан открыл двери. Он успел натянуть брюки и клетчатую спортивную рубашку. Где-то в глубине квартиры гудело радио. Сама квартира состояла из одной большой комнаты и ванной. Поодаль от стены стояла большая двуспальная кровать, в которой еще недавно лежали. На спинке стула в углу висел розовый женский халатик. Из ванной доносился звук льющейся воды.

Тим выключил радио.

– Уф! - выдохнул он. - Надеюсь, ты не звонил ко мне на работу. А то они кинутся искать меня.

– Тим, мне нужна твоя помощь, - сказал Питер. - Ты уже слышал о жене Ллойда с сыном?

Тим кивнул.

– Они мои друзья, - с трудом выговорил Питер. - И я был у них, когда это все случилось. Какой-то подонок оглушил меня куском трубы. За левым ухом у меня шишка размером с яйцо. Семья Ллойда очень важна для меня.

– Мне очень жаль, Питер. Чем я могу тебе помочь?

– Ты репортер-новостник, работающий в порту, - сказал Питер. - Копы считают, что громила в каске, который уволок Лауру и Бобби, - докер. Ну тот, что врезал мне, - у него был шрам через все лицо. Ты знаешь всех, кого стоит знать в доках. Я хочу найти этого подонка со шрамом, и найти как можно быстрее.