Шрифт:
В Петербурге на один из таких кутежей старца сопровождала Вера Александровна Жуковская; ее повествование прекрасно передает ту особую атмосферу, в которой пьяные оргии были неотделимы от серьезных вопросов высшей церковной политики.
" - Приходи сегодня вечером ко мне, мы будем танцевать и пить, сказал мне как-то Распутин.
– Куда же?
– спросила я.
– К моим друзьям. Ты согласна? Там будет весело!
– Хорошо, - сказала я, - я приду.
– Прекрасно!
– радостно воскликнул он.
– Приходи в шесть часов вечера!
Когда я появилась у него, я застала его в приемной в окружении четырех мужчин и дамы; они явно были с Кавказа. Сам Распутин был готов к выходу... Все громко говорили, перебивая друг друга, и я не могла никак понять, о чем идет речь. Несколько раз произносились слова "концессия" и "биржа", должно быть, на кого-то оказывалось определенное воздействие. Распутин отказывался, жестикулируя руками и тростью и бормоча свое обычное: "Ну, хорошо, сделаю, приходите завтра, у меня сейчас нет времени".
– Ах, моя милая, ты сдержала свое слово, пришла, спасибо!
Он взял меня под руку, и мы стали спускаться с лестницы. Когда мы вышли на улицу, я увидела элегантный автомобиль, ожидавший нас. Шофер, какой-то солдат, по-военному поприветствовал Распутина, мы быстро сели в машину и отъехали.
Спустя некоторое время автомобиль остановился у высокого дома.
– Это должно быть здесь, - сказал Распутин.
– Милочка, спроси швейцара, живут ли здесь П.?
Я удивленно взглянула на него:
– Вы же сказали, что это ваши хорошие друзья, а сами не знаете, где они живут!
Швейцар поспешил навстречу, проводил нас на второй этаж и позвонил. Дверь открыла полная, маленькая женщина, увидев нас, она шумно обрадовалась.
– Батюшка, дорогой батюшка!
– закричала она и обняла Распутина. В прихожей к нам подошел высокий, худой мужчина и поздоровался со старцем; потом мы попали в столовую, которая, казалось, служила и гостиной, так как, кроме роскошно накрытого обеденного стола, у стены стояла софа, обтянутая безвкусным ярко-красным плюшем. На ней сидело много молодых людей неопределенного сословия, при нашем появлении почтительно поднявшихся.
Лукаво взглянув на меня, хозяйка повернулась к Распутину:
– У тебя, конечно, новая симпатия?
Григорий Ефимович громко рассмеялся, обнял меня и весело заявил:
– Одно другому не мешает! Ах, как ужасно я люблю вон эту!
– С этими словами он усадил меня на софу, подвинул стол, все еще смеясь, сказал: Теперь ты не убежишь от меня!
Вдруг я услышала тихий певучий голос:
– Сохрани тебя Господь.
Я оглянулась: в углу у святых образов склонился старый мужичонка в одежде странника.
– Ах! Вася!
– воскликнул Распутин.
– Как дела?
Мужичонка не ответил.
Распутин что-то пробурчал себе под нос; в дверях показался хозяин с бутылками вина в руках, он поставил их на стол и сказал:
– Устраивайся поудобнее, дорогой отец, и попробуй этот портвейн, твое любимое вино еще не принесли.
– Ну, налей, - проворчал Распутин и подвинул свой стакан. Затем он сделал глоток и протянул стакан мне.
– Выпей, моя милая. Пусть говорят, что это грех, к черту грех!
– Затем принялся опустошать один стакан за другим.
– Проклятые мерзавцы, - вдруг сказал он, - все время что-то хотят, но не понимают, в чем суть!
– Он продолжал пить дальше.
– И в чем же суть?
– осведомилась я.
Распутин наклонился ко мне:
– Это должна знать церковь, - прошептал он, хитро подмигивая мне.
– Церковь? То есть, Синод?
– насмешливо спросила я.
– Ну вот, ты нашла что-то верное, к черту твой Синод! Если бы не война, видит Бог, что бы только мы не натворили! Пей!
– закричал он и с силой влил в меня вино.
– Пей, да ты можешь прекрасно пить! Идите сюда, крикнул он молодым людям.
– Все должны со мной выпить, идите!
Вся компания приблизилась к нему и жадно смотрела на стаканы с вином. В этот момент вошел хозяин и принес еще пару бутылок, на этот раз мадеры, любимого вина Распутина. Одновременно с ним появилась и хозяйка с большой миской жареных лещей.
– Это хорошо, - довольно закричал Распутин и принялся за еду. Он ел рыбу руками, клал большие куски в мою тарелку и гладил меня грязными жирными пальцами.
Хозяин сел напротив Распутина и воспользовался свободной минутой, чтобы спросить: