Рапсодия почувствовала, как у нее перехватило горло под его оценивающим взглядом. Однако она постаралась ответить так, чтобы он не услышал обиды в ее голосе:

–  Тогда вам должно быть известно, Ллаурон, что у вашего сына имелась одна очень серьезная физическая потребность: ему было необходимо залечить рану в груди. Все остальное рядом с этой нуждой не имело никакого значения.

–  Да, да, конечно, - улыбнулся старик, протянул ей бокал и уселся в кресло, - И я буду вечно благодарен тебе за исцеление моего сына. Когда он взойдет на трон намерьенов, у него останется серьезный долг перед тобой.

–  Ни о каком долге не может быть и речи, и я ничего от него не хочу. Акмед и Грунтор помогли ему добровольно. Эши ничего нам не должен, поскольку мы сделали то, что должны были.

–  Очень великодушно с твоей стороны, моя дорогая. Впрочем, меня это не удивляет, ты прелестная девушка, и я с самого первого мгновения знал, что у тебя благородное сердце. Но как ты можешь ручаться за своих друзей фирболгов? Откуда ты знаешь их мнение по данному вопросу?

Рапсодия довольно долго молчала, глядя на свой бокал с бренди и вдыхая букет прекрасного напитка.

–  Мы заключили соглашение. Я с самого начала об этом позаботилась.

–  И каковы гарантии?

Она начала терять терпение.

–  Моя дружба с ними. Акмед никогда не поставит ее под сомнение, нарушив слово. Кроме того, я не сомневаюсь, что Эши вполне способен позаботиться о себе, даже если Акмед захочет получить по старым счетам. Наша помощь оказана без всяких условий, Ллаурон. Я понимаю, что для вас это удивительно, но в данном случае вам ничего не остается, кроме как верить мне.

Она прошла мимо камина к окну и выглянула в темноту леса. Пламя сердито взревело, но тут же успокоилось.

Лицо Ллаурона стало сосредоточенным.

–  Я понимаю больше, дитя мое, чем ты в силах себе представить. Быть может, ты ответишь еще на один вопрос, прежде чем обратишься ко мне с делом, которое привело тебя сюда.

Она продолжала смотреть в окно.

–  И что же вас интересует?

–  Я бы хотел узнать, какую роль в жизни моего сына ты намерена играть после того, как все будет закончено. Я знаю, что твой ответ будет честным, но мне бы хотелось, чтобы ты была откровенна и не пыталась увильнуть от вопроса.

Рапсодия посмотрела на стекло, в котором отражался пылавший в камине огонь. Потом ее взгляд вновь устремился в темноту.

–  Эши всегда может рассчитывать на меня как на друга и союзника.

–  И ничего больше?

Рапсодия повернулась к нему и посмотрела в глаза.

–  Разве этого недостаточно?

–  Для меня - вполне, - серьезно ответил Ллаурон.
– А для тебя?

Кровь застучала в ушах Рапсодии, на щеках выступил румянец.

–  Чего вы хотите, Ллаурон? В чем смысл ваших вопросов?

Ллаурон встал и медленно пересек комнату. Остановившись в двух шагах от Рапсодии, он бросил на нее оценивающий взгляд.

–  Я хочу быть уверен, что ты не встанешь между моим сыном и той женщиной, которую он выберет в жены. Ты знаешь, какая ему уготована судьба. Мне нужно знать, сможет ли Гвидион стать правителем объединенных намерьенов и не помешает ли ему зов сердца.

Рапсодия поставила свой бокал, она так сильно сжала его, что чуть не раздавила хрупкое стекло.

–  Вы просили меня быть откровенной. Хорошо, вот мой ответ. Во-первых, я считаю, что вас это не касается. Ваш сын взрослый человек, наделенный мудростью, и я полагала, что он заслуживает вашего доверия, в особенности если речь пойдет о выполнении его долга. Во-вторых, я никогда в жизни не вставала между мужем и женой и не собираюсь менять своих привычек. Что бы вы обо мне ни думали, Ллаурон, знайте, что низкое происхождение не свидетельствует о неспособности человека к благородным поступкам. Честь не связана с происхождением. В-третьих, если вас беспокоит, что я попытаюсь стать членом вашей королевской семьи, можете не волноваться. Меня интересует ваш сын не благодаря, а вопреки его происхождению. Я собственными глазами вижу, какие несчастья падают на головы наследников королевской крови, и рада, что меня сочли недостойной. Наконец, я уже не раз доказывала, что поддерживаю цель, ради которой вы готовы пойти на все. Мне это очень дорого стоило, возможно, я никогда не смогу себя простить. Пусть те, кто вас любят, простят вам свои страдания.

И она вновь отвернулась к окну, дрожа от ярости и гнева.

Ллаурон некоторое время молча смотрел на нее, а потом поднес бокал к губам и опустошил его. Подойдя к камину, он поставил бокал на каминную полку и вновь повернулся к Рапсодии.

–  Благодарю тебя за честный ответ, дорогая, - мягко сказал он, - а также за выбор, который ты сделала, чего бы он тебе ни стоил. Мой сын не единственный человек в нашей семье, который любит тебя, ты и сама знаешь, во многих отношениях ты мне как дочь. Надеюсь, ты станешь чудесной женой и замечательной матерью.

Рапсодия даже не посмотрела в его сторону.

–  Похоже, это не слишком дорого стоит.

Ллаурон вздохнул.

–  Нет, наверное, если иметь в виду судьбы целых народов. Я пойду проверю, что задержало Гвен. Перекуси, а потом мы спланируем твое путешествие за гладиатором. Я сейчас вернусь.

Рапсодия подождала, пока за ним закроется дверь, оперлась о подоконник и глубоко вздохнула. Она прижалась горящим лбом к холодному стеклу, ей ужасно не хватало Эши, и она чувствовала себя виноватой из-за этого. Ее глаза пытались найти утешение в темном небе, но звезды были плотно закрыты тучами.