Она слегка отодвинулась от него. Ее глаза цвета полуночи в полумраке каморки казались огромными. Минальда кивнула головой, и локоны упали ей на лицо.

– Все в порядке, - дрожащим голосом произнесла она.

Руди почувствовал, как сжалось его сердце.

– Элдор...

Но он замолк на полуслове: разве у него есть право спрашивать ее об этом! Минальда вздохнула.

– Ты хочешь пойти со мной? В Геттсленд, в Убежище Томека Тиркенсона? тихо спросил он.

Эта мысль неожиданно пришла ему в голову. Но в молчании его возлюбленной, в той дрожи, которая пробежала по ее телу, он почувствовал возможность такого решения. Ее рот приоткрылся, а в глазах появился огонек отчаянной надежды.

Затем она отвернулась и тихим ровным голосом сказала:

– Я не могу оставить сына.

– Тогда возьмем и его. Я могу вывести вас обоих отсюда под покровом скрывающих чар. Мы отправимся в Убежище у Черной Скалы...

– Нет.

Решимость, которая прозвучала в этом тихом отказе, подсказала ему, сколь велико было для нее искушение.

– Если мы возьмем с собой Тира, он будет преследовать нас, Руди. И тогда Тиркенсон встанет перед проблемой, кого ему предать: нас или своего короля. Мы будем изгоями, куда бы мы ни отправились.

– Думаешь, ты так важна для Элдора?
– со злостью спросил Руди.

– Не знаю!
– при этих словах голос ее прервался.

Руди вспомнил сцену, свидетелем которой он был: изувеченный король смотрит на спящего сына. Только ли ради Тира пришел сюда Элдор? И не был ли этот визит лишь одним из многих тайных посещений? А Минальда вынуждена каждую ночь притворяться спящей!

– Ты должна бежать отсюда, - с трудом произнес он.
– Бог знает, на что Элдор может решиться. Я схожу за Тиром...

– Нет, - отозвалась она тихим, но не терпящим возражения голосом.

– Мы найдем место...

– Нет, - повторила Минальда.
– И не только из-за Тира.

Она вздрогнула, и он опять прижал ее к себе, согревая в объятиях.

– Руди, возможно, я - единственный человек, который способен вернуть ему разум, - тихо продолжала она.
– Я сумею достучаться до него... Я знаю это... Я не вправе его покинуть.

– Он может убить тебя!

Минальда ничего не ответила, но он почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь.

– Ты любишь его?

– Не знаю, - прошептала она.
– Не знаю.

Минальда вздохнула, расслабляясь в его объятиях, и на какое-то время ему показалось, что она заснула. Руди повернул голову, и ее ароматные волосы защекотали у него в носу.

– Минальда, мне кажется, я любил тебя всю жизнь.
– Он говорил очень медленно, с трудом подбирая слова.
– Все, чего я хотел, - это видеть тебя счастливой. Если я когда-нибудь буду нужен тебе, позови меня без колебаний.

Руди почувствовал, как Минальда кивнула, и ее руки еще сильнее обхватили его.

– Пошли за мной Джил, - продолжал он, хотя в глубине души понимал, что именно из-за любви к нему она никогда не позовет на помощь.
– Только Джил сможет меня найти.

– Джил!

Минальда быстро высвободилась из его объятий и удивленно уставилась на него.

– Что такое?

– Я получила от нее записку, - Минальда дрожащими руками откинула назад волосы.
– Поэтому-то я и пришла сюда. Она... она написала, что ты умираешь.

– Что?
– Руди резко сел.
– Что ты говоришь?

– Она послала мне записку.

– Сегодня вечером?

– Да, только что. Только...

Она замолкла на полуслове, ее огромные испуганные глаза уставились на него. В коридоре послышался шум шагов.

– О, Господи!

Руди кубарем скатился с кровати, еще не зная, что собирается делать, но дверь уже с треском распахнулась, и теплая темнота комнаты растаяла под светом факелов.

Побледнев от ужаса, Минальда вскочила на ноги и поспешила навстречу человеку, который явился в этом ослепительном сиянии.

Элдор даже не взглянул на нее. Он грубо оттолкнул ее в сторону, и гвардейцы, которые заполнили комнату, схватили девушку. Минальда рванулась было к королю, но ее крепко держали.

Довольно долго Руди и Элдор смотрели друг на друга. За щелями безликой маски зияла темнота, но Руди чувствовал, как злобный взгляд короля, направленный на него, дымится от ненависти. Затем Элдор шагнул вперед и ударом тыльной стороны ладони сбил его с ног.

Руди упал на одно колено и, несмотря на поднявшуюся в нем волну ярости, заставил себя оставаться в этом положении.