Гай вдруг подумал, что Бруно ненавидит его. Он и его убил бы.

— Вы знаете, что я сделаю, если вы не согласитесь. — Бруно щелкнул пальцами, но рука, лежавшая на столе, была совершенно расслабленной. — Я просто напущу на вас полицию.

«Не обращай на него внимания, — думал Гай, — не обращай на него внимания».

— Вам меня не запугать. Это будет самым простым способом доказать вашу ненормальность.

— Я не более вас ненормален!

Закончил встречу Бруно. Он сказал, что в 7 часов встречается с матерью.

Следующую встречу, куда более краткую, Гай, как он чувствовал, тоже проиграл, хотя поначалу думал, что выиграл. Бруно пытался перехватить его в пятницу при выходе с работы, когда Гай собирался на Лонг-Айленд, но Гай прошел мимо него и сел в такси. Однако ему стало стыдно от ощущения того, что он сбежал, что нарушен определенный уровень приличия в отношениях между ними. Надо было хоть что-то сказать Бруно. Надо было хоть на короткое время остановиться.

В последующий дни редко выпадал вечер, чтобы Бруно не стоял на тротуаре на другой стороне улицы напротив офиса, а если не там, но напротив его дома, словно Бруно знал вечера, когда Гай пойдет сразу домой. Не было ни слова, никаких знаков — одна только высокая фигура с руками в карманах длинного и довольно узкого пальто военного покроя. Бруно лишь провожал Гая глазами, пока тот не скроется из виду — Гай знал это, хотя ни разу не оглядывался. Так прошло две недели. После этого пришло первое письмо.

Там лежали два листка бумаги. Первый представлял собой план дома Бруно и участка, а также подъездных дорог и маршрут движения, по которому Гай должен был следовать. Всё было выполнено аккуратными чернильными линиями и пунктиром. На втором листке убористым шрифтом приводились пояснения к плану убийства отца Бруно. Гай разорвал оба листка, но пожалел: их надо бы сохранить в качестве доказательств вины Бруно. И Гай подобрал обрывки.

Но в этом не было необходимости. Гай стал получать такое же письмо раз в два-три дня. Все они были отправлены из Грейт-Нека, словно Бруно жил сейчас там. Гай не видел Бруно с тех пор, как пошли эти письма, текст которых был написан, видно, на пишущей машинке отца и требовал двух-трех часов работы. Некоторые письма были напечатаны пьяной рукой. Об этом свидетельствовали ошибки и эмоциональные всплески в последнем абзаце. Если Бруно бывал трезв, то последний абзац звучал мило и в нем содержались уверения относительно простоты убийства. Если он бывал пьян, то последний абзац представлял собой взрыв братской любви или угроз преследовать Гая всю жизнь, разрушить его любовную идиллию, а также содержал напоминание насчет того, что последнее слово — за Бруно. Из любого письма можно было почерпнуть всю необходимую информацию, как будто Бруно предвидел, что некоторые письма могут быть разорваны без прочтения. Но несмотря на решимость рвать следующие письма, Гай вскрывал их. Ему любопытно было посмотреть, в какой вариации написан последний абзац. Из трех планов Бруно чаще всего приходил тот, который с огнестрельным оружием, проникновением через черный ход, но в каждом письме Бруно приглашал Гая сделать свой выбор.

Письма действовали на Гая по-разному. После шока от первого несколько других вряд ли его вообще беспокоили. Когда в почтовом ящике оказались десятое, двенадцатое, пятнадцатое, Гай почувствовал, что они являются вызовом его совести, молотом бьют по нервам, только не мог объяснить механизма воздействия. В своей комнате ему нужно было как минимум четверть часа, чтобы закрыть, залечить душевные раны. Он сказал себе, что его беспокойство не имеет основания — если он, однако, не думал, что Бруно озлится на него и попытается убить. Вообще-то он почти не думал об угрозе убийства. Бруно никогда не угрожал ему убийством. Однако все эти доводы не снимали беспокойства и напряженности.

В двадцать первом письме впервые была упомянута Энн. «Вы не захотели бы, чтобы Энн узнала о вашей роли в убийстве Мириам, не правда ли? Какая женщина захочет выходить за убийцу? Во всяком случае не Энн. Времени становится всё меньше. Установленный мной предел — первая половина марта. До этого срока всё удастся легко».

Потом пришел пистолет. Он получил его от хозяйки дома — большая упаковка в коричневой бумаге. Гай усмехнулся, когда из посылки выпал черный пистолет. Это был большой «люгер», сверкающий новизной, исключая щербинку на рукоятке, испещренной полосами крест-накрест.

Гаю отчего-то пришло в голову достать свой маленький револьвер, задвинутый в верхнем ящике письменного стола, и взвесить на руке эту красивую вещь с перламутровой рукояткой над кроватью, на которой лежал «люгер». Он улыбнулся своим действиям, затем взял свой техасский револьвер и поднес поближе к глазам. Он не раз видел его на забитой вещами витрине ломбарда на Главной улице в Меткалфе, когда ему было пятнадцать, и он купил его на деньги, заработанные на сортировке бумаг на почте, и купил не потому, что это было оружие, а из-за его красоты. Его компактность, короткий ствол произвели на него впечатление, а чем больше он изучал его механику, тем больше радовался своему приобретению. Пятнадцать лет он кочевал по ящикам письменных столов. Гай извлек находившиеся там три патрона, затем провернул шестизарядный барабан, нажав шесть раз на спусковой крючок и порадовавшись низкому звуку щелчков его прекрасного механизма. Затем он вставил патроны обратно в барабан, вложил револьвер в лавандового цвета фланелевый чехол и вернул револьвер на его место в ящике.

Как же ему избавиться от «люгера»? С набережной в реку? В какой-нибудь мусорный ящик? Вместе с домашним мусором? Все варианты казались ему либо подозрительными, либо мелодраматическими. Он решил положить его под белье и носки в нижний выдвижной ящик шкафа, до тех пор пока ему в голову не придет подходящее решение. Он вдруг впервые подумал про Сэмюэла Бруно как личность. Появление «люгера» поставило в голове Гая этого человека и его потенциальную гибель в прямое соприкосновение. Здесь, в комнате Гая, имелся полный портрет этого человека и картина его жизни, составленные Бруно, а также план его убийства — очередное письмо снова ждало Гая в его почтовом ящике и теперь лежало на кровати нераспечатанным и пистолет, которым он, по замыслу Бруно, должен был убить этого человека. Гай достал одно из недавних писем Бруно, лежавших в нижнем выдвижном ящике. [9]