– Тю, проклятый!
– кричит он, вскочив, и поддает петуху ногой.

Тот легко, словно с удовольствием, взлетает, проносится над головой Евдокии Кузьминичны и плавно опускается у дворового заброшенного колодца. Раздув гребень, петух радостно, весело кричит, как бы благодарит старика за удовольствие.

– Дьяволюга нечистая!
– говорит Лука Лукич, потирая руку и опасливо оглядываясь на сына, который сидит на лавочке: не смеется ли?

Но Степка не смеется, он ничего не видит, сидит, печально опустив голову.

Старик поднимает оселок и решительно говорит:

– Заколоть! Немедля!

– Кого, отец, заколоть?
– спрашивает Евдокия Кузьминична, делая вид, что она тоже ничего не видела.
– Что-то не пойму, отец, кого заколоть?

– Петуха! Кого? Развели петухов, не пройти, не проехать! Сколько их у нас? Скажи мне!

– А два их у нас, отец!
– мирненько отвечает она.
– Один молодой, второй старый. Всю жизнь, отец, по два держим, чтобы куры не остались без петухов. Вот так, отец!

– Не стрекочи!
– прерывает ее Лука Лукич.
– Что два держим, это сам знаю! Ты мне отвечай - этот молодой али старый?

– Это, отец, молодой петух!
– отвечает Евдокия Кузьминична голосом, в котором уже слышны грозные нотки.

– Так вот я и говорю - это молодой петух. Развели, - чуть тише отвечает Лука Лукич, снова принимаясь за ножик.
– В собаку палку бросишь, попадешь в петуха! Соседи вот недовольны...

– Кто недоволен?
– Евдокия Кузьминична вскидывает голову.
– Ты, отец, прямо говори, кто недоволен?

– Не знаю, - еще тише отвечает он, ожесточенно водя оселком.
– Я ничего не знаю... Где мне! Сами разбирайтесь. С петухами...

– Вот тут ты, отец, правильно говоришь. А то заладил- заколоть!
– снова мирненько говорит Евдокия Кузьминична, внимательно следя за тем, чтобы не выкипела каша.
– Это, отец, правильно!..

И опять в ограде Верхоланцевых тишина и покой. Дует легкий, неслышный ветер, черемуха в палисаднике пошевеливается. Уютно, мирно.

– Варево поспело!
– объявляет Евдокия Кузьминична.

Стол накрывают в сенях - огромных, гулких, прохладных, - в них пахнет особым запахом, присущим только сеням, где держат муку, зимнюю одежду, брагу и крепкий квас. В Нарыме сени летом заменяют комнаты, в них спят, едят, справляют свадьбы, решают важные семейные дела. Комнаты дома в это время готовят к зиме - красят, штукатурят, кухню оклеивают обоями. У Верхоланцевых в сенях стоит большой стол с самоваром, две кровати, на маленьком окошке без рамы висит белая чистая занавеска, пол застлан суровыми половиками.

– Садитесь, мужики, - уважительно приглашает Евдокия Кузьминична, ставя на стол огромную сковороду с картошкой, зажаренной на свином сале.

К картошке подаются соленые огурцы, маринованные и свежие помидоры, грибы, брусника с сахаром, молоко. На самый кончик стола, за самовар, Евдокия Кузьминична примащивает небольшой графинчик с водкой, на горлышко которого вместо пробки надета серебряная чарочка. Лука Лукич видит хитрость жены, строго кашляет, но Евдокия Кузьминична и бровью не ведет.

– Снедайте, мужики, - говорит она.

Лука Лукич, не глядя, вроде бы машинально, тянется рукой за самовар, цепкими пальцами хватает графинчик, тянет к себе и в то же время для отвода глаз второй рукой кладет на блюдце соленые огурцы.

Приглушенно булькает водка.

– Аи, должно быть, довольно!
– быстро говорит Евдокия Кузьминична, когда маленькая чарочка наполняется наполовину.

Она вырывает графин из рук мужа, а он делает пальцами такое движение, точно собирается что-то посолить.

– Каждой дырке затычка!
– клокочущим голосом говорит Лука Лукич. Дивуюсь, везде она встрянет!

А Евдокия Кузьминична торопливо уносит графин в дом и возвращается с видом человека, отлично выполнившего суровый, но непременный долг, и торжествующе глядит на мужа, который осторожно вынимает из чарочки кусочек сургуча. Затем одним глотком проглатывает.

– Ровно орехи лузгает!
– поражается Евдокия Кузьминична, но от чувства одержанной победы делается ласковой, радушной, угощает: - Ты сальца, отец, сальца загребай! Вон с краю бери... Сальцо против водки большую силу имеет... Степушка, почто же ты бруснички не берешь? Вот я тебе, сыночек, придвинула...