Апулей был древнеримским писателем, а заодно и жрецом. Как жрец он должен был сеять разумное, доброе, вечное, а как писатель – откликаться на злобу дня.

Однажды его пригласили к чиновнику, который занимался древнеримской литературой, а значит, и журналами. Журналы были рукописные, но тем не менее проблемы тиража и распространения у них были те же, что сегодня.

– Над чем работаете? – спросил чиновник. – Да вы не стойте, присаживайтесь.

– Благодарю покорно. Вот принялся за «Метаморфозы». Размышляю о борьбе двух начал в человеке: доброго и злого. О великом, о вечном.

– Гм… м… Любопытно. Понимаете, у нас просьба. Горит один популярный журнальчик. Не раскупают, хоть тресни. Написали бы для него новеллку или дали бы главку из ваших «Метаморфоз». Для примера, хотя бы один эпизодик, о чем он?

– Ну, как вам сказать… Есть, например, такая поучительная история. Не подумав о последствиях, жена впустила в дом, в отсутствие мужа, юношу. Но муж возвратился, чтобы вовремя предотвратить грехопаде…

– Стоп, стоп, стоп! Ну зачем же предупреждать? Предупреждать не надо. Читатель любит этакое, с перчиком… Пожалуй, ваша новеллка может спасти журнал… Только давайте так: муж приходит, жена прячет юношу, а мужа уговаривает забраться в огромный узкогорлый сосуд…

– У меня в новелле есть бочка.

– Можно в бочку. И в то время, пока муж сидит в бочке, жена наклоняется, а юноша… Отлично! Ну, не упирайтесь, всего одна новеллка. Ждем.

Когда журнал вышел, Апулей, купив его, прочитал под рассказом: «Продолжение следует». Друзья, которые стояли рядом и успели прочитать журнал, хихикали.

– А еще жрец! – сказала, проходя мимо, знакомая весталка.

Апулей побежал к чиновнику.

– Ничем не могу помочь! – развел руками тот. – За журналом теперь в киосках очереди. Надо продолжать. Кстати, кто у вас там главный герой?

– Юноша, которого злая сила превратила в осла.

– Великолепно! Лучшего сюжетика не придумаешь. В облике животного он… Как вашего героя зовут?

– Луций.

– Ваш осел, Луций, дай ему волю, такого натворить может. Хи-хи-хи… Нет, вы просто для нас находка. Придется писать продолжение. И не стесняйтесь. Нравы теперь, сами знаете, какие. Сейчас про все можно.

Так был написан «Золотой осел».

Персонаж с копытами и рогами

Между прочим, чиновник своим детям (а у него была большая семья) роман не показал. Читал по вечерам под одеялом, повизгивая от удовольствия.

Вопрос, как улучшить породу, как иметь в государстве побольше крепышей, возник рано и привел в истории ко многим невеселым случаям.

Прежде всего, додумались освобождаться от стариков. На островах Тихого океана, заметив, что дедушка уже не может даже плести силки для птиц, его потихоньку отводили в лес и там приканчивали раковинным топором.

Японцы были сердобольнее.

– Ну как, бабушка, ходишь еле-еле? – спрашивали ту, что была когда-то родоначальницей.

– Совсем обезножела, – простодушно соглашалась та.

– Ну, тогда подыши воздухом, мы поможем.

Старушку отводили высоко в горы, где лежит вечный снег, и там оставляли, прикрыв для приличия циновкой.

Древние греки и римляне смотрели глубже. Они рано поняли, что необязательно ждать старости, что от слабого можно избавиться и вскоре после его рождения.

У римлян отец, приняв на руки новорожденного, внимательно осматривал его и либо, кивнув, передавал кормилице и матери, либо – если в ребенке ему что-то не нравилось – тут же суровой рукой душил.

Греки и спартанцы несколько усложнили этот момент – некачественного, по мнению коллектива, ребенка там сбрасывали со скалы.

Не исключена возможность, что случались недоразумения.

Скажем, греческий военачальник Полемарх в целях сурового воспитания, идя на скалу, брал с собой своего малолетнего сына.

– Не хнычь, – говорил он жене, – пускай видит, как поступает народ с немощными.

Они приходили на обрыв, где уже собрались жрецы, воины и зеваки. Приводили очередных жертв. Грудных, может быть, приносили в корзинках.

– Начнем помалу, – говорил главный жрец, и младенцев кидали вниз.

– Вот так нация очищает себя и делается сильной, – говорил Полемарх. – Постойте, а где мой? Вот тут рядом стоял. Ах ты…

– Ваш? – ужасались жрецы. – А мы и его… Под руку подвернулся. И главное, ничего не сказал. Смолчал. Весь в вас, с характером.