Ареопаг забурлил.

– Забудьте безумца Герострата! – велено было выкрикивать на всех площадях города. Имелось в виду, что пожарную команду все равно никто создавать не будет и надеяться на это могут только сумасшедшие.

Храм Артемиды после сожжения

Докричались до того, что, когда любого грека ночью будили и спрашивали: «Кого надо забыть?», он тут же отвечал:

– Безумца Герострата!

Создали прецедент. Все тщеславные и душевнобольные во всех странах кинулись подражать эфесцу. Они резали ножами знаменитые картины, обливали их кислотой, подкладывали под памятники динамит.

Рванув бомбу на итальянском вокзале, где под обломками кричит и корчится едва ли не сотня человек, террорист тут же лезет в газету:

– Написали обо мне или нет? Ага, написали! Ишь, как славно – целую полосу не пожалели… Где бы еще шарахнуть?

Жители древнего города Сибариса – сибариты – были изнеженной публикой.

Началось все с белья.

– Жесткое, подмышки натерло, – пожаловался как-то один сибарит другому. – Прямо кольчуга! Из чего они, черти, его шьют? Из мешковины, коноплю, что ли, пускают?

– Вот-вот. И жена жалуется, и все знакомые, – подхватил сосед. – Хочешь даму незаметно так по коленке погладить – в пальце заноза… А вот я недавно видел покрывало, на корабле привезли, даже не из Индии, а откуда-то из дальше. Ну, доложу я вам – нежнейшая ткань! Так и струится, так и льется. Что, если найти искусного раба-портного и заказать ему?

Так было изобретено шелковое белье.

Но сибариты на этом не остановились.

– Что это мы пьем все подряд, мешаем вина, не поймешь, где какое – молодое, старое? В этом деле надо навести порядок. Будем выдавливать на пробке год урожая, составлять коллекции и вообще почитать Бахуса.

Родился розлив вин. В почет вошли коллекционные.

Сосуд

На очереди было изобретение совершенно революционное.

– Что это ты, Клавдий, фантазируешь? – спросил один сибарит-поэт своего друга-художника. – Сосуд, но какой-то странной формы.

– Сосуд, – согласился изобретатель. – Понимаешь, осенило. Что, если ночью по нужде не бегать в сад под кустик, а иметь эту штуковину рядом, под кроватью?

– Ручку пририсуй.

Сосуд с ручкой

Родился ночной горшок.

Город жил в свое удовольствие. Закатывали пиры, столы ломились от рыбы и птиц. Кур подавали нанизанными на шампуры, как шашлыки. Всю ночь по улицам бродили танцоры и музыканты.

Время от времени вспыхивали скандалы. Их решали гласно, на форуме, в присутствие всех горожан.

В летописях есть, например, такое. К одному сибариту пришел сосед и пожаловался:

– Твой петух мешает мне спать.

– А мне мешает твоя жена. К ней приходит очень много молодых музыкантов. Между прочим, они приходят поодиночке и без инструментов.

– Врешь!

– Не вру.

– Ты враг республики!

– Сам дурак.

Они схлестнулись и даже побили друг другу морды. А ночью запылали сразу оба их дома. Сгорели и жена, и петух.

– Ай, ай, ай, до чего докатились! Этак весь город можно спалить, – испугались сибариты.

Они собрались на форуме и постановили: «Истребить всех петухов».

Жен не тронули – на форум пришло много музыкантов.

Удивительно, как историки охочи собирать высказывания знаменитых людей! За каждым так и ходят табунком.

Гай Юлий Цезарь с младых ногтей запомнил две вещи: совесть и политика несовместимы, и еще – прежде чем сказать, оглянись, записывает ли кто.

В Древнем Риме был хороший демократический обычай. Каждый кандидат на выборную должность устанавливал на улицах столики, а на них клал пачки денег. Подходили, брали и бежали голосовать «за». Еще устраивали для избирателей пиры, выкладывали жареных быков, ставили блюда – рыбы, набитые яблоками, птичьи языки в гранатовом соку. Мечта!

Но для всего этого нужны были деньги. Деньги проще всего было добывать в провинции. Цезарь добился назначения наместником в Испанию. Когда кто-то сказал: «Как же так? Такая глушь!», он ответил:

– Лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме.

Историки поняли: за этим человеком надо записывать.

После Испании были Галлия и Британия. Деньги – налоги и взятки – сами так и плыли в карман. Подсчитав свои деньги и легионы, Цезарь понял, что теперь перед ним не устоит и сам Рим. Перепуганный сенат провозгласил его пожизненным диктатором.