Он уже успел устроиться поудобнее с удочкой в руках и потому посмотрел на меня с раздражением.

– Зачем тебе?

– Просто одолжи, и все.

– Я спрашиваю: зачем?

– Если тебе так уж надо знать, хочу раздобыть себе жвачку. Ну, теперь дашь?

Стейси обернулся к Сузелле:

– Хочешь жвачку?

Сузелла ответила, что хочет, и ради нее Стейси встал и отправился за моей сладкой жвачкой. Чудеса! Сузелла вскочила и пошла за ним, а я уж потащилась следом.

– Что ты делаешь? – спросила Сузелла, видя, как Стейси соскребает с дерева шарик жвачки.

– Ты сказала, что хочешь жвачку. Мы ее берем у сладкого эвкалипта, вот так.

– Ой, а я-то думала. – Она посмотрела на катышек жвачки, прилипшей к ножу, и рассмеялась: – Я еще никогда не видела живой жвачки.

– Так ты хочешь ее или нет? – Я уже начала злиться.

– Конечно! – Она отщипнула кусочек жвачки и сунула ее в рот. Попробовав, она расплылась в улыбке.

– Нравится? – спросил Стейси.

– Прелесть.

– А теперь дай нож мне, – сказала я, протягивая за ножом руку.

Но Стейси не захотел мне его дать.

– Я сам тебе наскоблю. – И он громко спросил Кристофера-Джона и Малыша, хотят ли они жвачки и сколько.

Те тут же прибежали.

– Ну почему ты не даешь мне твой паршивый нож? Не съем я его!

Стейси соскоблил еще один комок жвачки:

– Вот!

– Да ну, ешь сам. Скоро я заведу свой собственный ножик, чтоб не просить у тебя, раз ты так дрожишь за него.

С этими словами я повернулась и пошла назад к пруду, где оставила мою удочку.

Позже, когда каждый уже наловил по нескольку рыб и у Сузеллы прошел восторг по поводу того, что она собственноручно поймала одну рыбку, она снова начала сыпать вопросами, на этот раз про мистера Моррисона.

– Мне вот что странно: почему же он не остановил тех людей, что рубили деревья?

– Его тогда здесь не было, – ответил Стейси. – Он появился несколько месяцев спустя. Приехал с папой.

Задумавшись, Сузелла опустила голову.

– Я все не могу привыкнуть, какой он большой. По правде говоря, он такой большой, что я даже немножко боюсь его.

– Что ты, он тебя не тронет, – робко успокоил ее Кристофер-Джон, – раз ты из нашей семьи.

– Но если кто-нибудь его сильно разозлит, он может так с ним расправиться! – похвастал Малыш. – Он сильнее всех. Я уверен, он даже сильнее всех на свете. Мы сами видели, как он однажды поднял машину. А в прошлом году он одному человеку сломал спину…

– Малыш, – тихо остановил его Стейси.

Малыш посмотрел на Стейси и, поняв, что пора прикусить язык, замолчал.

Сузелла перевела взгляд с Малыша на Стейси:

– Что такое?

Стейси, помолчав, ответил:

– Да ничего. Просто об этом мы особенно не распространяемся.

– Почему?

Стейси изучающе поглядел на Сузеллу, словно взвешивая, говорить ей или нет. Решил, что не стоит.

– Не распространяемся, и все.

Но я не удержалась:

– Потому что это была спина белого.

– Кэсси! – с укором выкрикнул Стейси.

– Но если она из нашей семьи, почему ей нельзя об этом сказать? Белые вечно донимают нас, папа же говорит, никому из них доверять нельзя.

– Заткнись, Кэсси.

– Почему заткнуться? Это же правда!

Стейси посмотрел на меня в упор и строго сказал:

– Сама знаешь, есть вещи, о которых не говорят.

Кристофер-Джон и Малыш явно сочувствовали мне, хотя про себя знали, что Стейси прав. Да я и сама знала. Конечно, кое-что никогда не надо обсуждать с людьми не нашего узкого семейного круга. В данном случае и было это «кое-что». Я встала.

– Лучше пойду домой.

– Я с тобой, Кэсси. – Сузелла тоже вскочила с земли.

Я оглянулась на нее.

– Из-за меня можешь не ходить.

– Нет, мне просто хочется.

– Ну что ж, можешь доставить себе это удовольствие, – сказала я, когда вслед за ней поднялись и мальчики.

Как только мы вышли из леса, Стейси отвел меня в сторону.

– Будь довольна, что Сузелла не обиделась на твои слова. Ты же прекрасно знаешь, что гостей не оскорбляют, а Сузелла наш гость, так что лучше держи рот на замке.

Я ничего ему не ответила, но, когда он ушел, я вся кипела из-за этой Сузеллы. В последние месяцы с ним и так было тяжело иметь дело, не хватало только лишних неприятностей, если он станет защищать Сузеллу от меня. Уж лучше бы все оставалось, как было. Но из-за Сузеллы все пошло криво-косо. И мне приходилось лишь мечтать о том дне, когда она упакует свои вещи и уедет.