Шрифт:
Он долго смотрел на нее широко открытыми глазами, потом начал:
– У вас, барышня, нет отклонений ни в одном из органов чувств. И сложение ваше превосходно. Волосы у вас тонки, брови густы, характер решительный. Вы нетерпеливы, глаза у вас круглые. Вы горячи. Подножие горы, переносица, без проема, вы, стало быть, обязательно замуж выйдете за знатного и обретете сына. Брови у вас срослись, значит, вам скоро предстоит носить жемчужный венец. Легкой походкой вы напоминаете порхающую фею. Ваш голос чист и звучен. Вы мужу своему поможете обрести счастье, а к концу вашего третьего девятилетия вам пожалуют титул покойного. Правда, у вас великоват левый глаз, вы в детстве потеряли отца. Ваш правый глаз маловат, вы с матерью расстались годовалой. У вас родинка слева чуть пониже угла рта, а это означает, что вам приходится нередко ввязываться в ссоры. Другая родинка на правой щеке – знак неизменной мужниной любви.
Чело высокое, пунцовые уста,Походка легкая и стройное сложенье.Достанется ей жизни полнотаИ вечное вельмож благоволенье.Гаданье окончилось, и женщины, покусывая ногти, обдумывали сказанное.
Симэнь положил в пакет пять лянов серебром для Бессмертного У, наградил пятью цянями провожатого и вручил ему визитную карточку с выражением благодарности начальнику гарнизона Чжоу. Бессмертный У наотрез отказался принять серебро.
– Я, бедный даос, подобно облаку, странствую по свету, – говорил он. – Под ветром мой стол, на росе – постель. Пользую и наставляю везде и повсюду. Меня попросил зайти к вам главнокомандующий Чжоу, я его уважил, а деньги мне вовсе ни к чему. Не возьму я.
Не зная, как быть, Симэнь вынул штуку холста.
– Вот примите, наставник бессмертных, – сказал он, – пригодится на халат.
Бессмертный взял холст, отвесил Симэню земной поклон и велел своему юному ученику спрятать штуку в суму. Хозяин проводил его до ворот, и он стал удаляться своей легкой походкой.
На посохе двуглавомнесет он солнце и луну;На поясе в горлянке [436] –высоты гор, рек глубину.436
Тыква-горлянка имела магический смысл. Это своего рода вместилище тайн, не случайно бывшее атрибутом бога долголетия Шоусина, даосского бессмертного Лю Дунбиня – покровителя магов. См. также примеч. к гл. IV.
Симэнь вернулся в заднюю залу.
– Ну, как гадание? – спросил он Юэнян.
– Неплохо, – отозвалась хозяйка. – Правда, трем он не угадал.
– Кому же?
– Сестра Ли, говорит, страдает недугами, а родит сына. Будь она сейчас беременна, можно было бы еще поверить. Дочери предсказал тяжелое испытание, но какое у нее может быть испытание? А потом, Чуньмэй, оказывается, тоже родит знатного сына. Может быть, не без твоего участия? Пока я что-то не вижу никаких признаков появления потомства. И уж никак не могу поверить, чтобы Чуньмэй украсила прическу жемчужным венцом и стала знатной дамой. У нас в доме-то нет ни одного знатного. О каких жемчугах может идти речь? Если б и появились вдруг жемчужные подвески, то во всяком случае не у нее в прическе.
– Мне он предсказал радость возвышения до самых облаков, славу приобретения чинов и жалованья, – сказал со смехом Симэнь. – А откуда я приобрету чин? Чуньмэй, с серебряной сеткой на голове, разодетая, стояла рядом с вами, вот он и решил, что она наша дочь. Выдадут, мол, за знатного, войдет в именитый дом, вот и появятся на голове жемчуга. Испокон веков гадают, да угадать не могут. Ведь внешнее выражение как рождается, так и исчезает, благодаря внутреннему духу. Бессмертного У мне почтенный господин Чжоу прислал и неловко было бы его не принять. Вот я и дал ему погадать, чтоб потом не было недоразумений.
Юэнян пошла в свои покои и распорядилась, чтобы в зале накрыли стол. После обеда Симэнь взял в руку веер из бананового листа и побрел в сад. Он пошел крытой террасой и очутился в занавешенном шторами Пейзажном павильоне, вокруг которого стеной росли цветы и кустарники, создавая благодатную тень. Был полдень. В гуще зелени трещали цикады. Неожиданно зашелестел ветерок, и пахнуло ароматом цветов.
Тому свидетельством стихи:
Тени густые под шапкой деревьевв долгие летние дни;Смотрят беседки, террасы глядятсяв светлую озера гладь.Изредка занавес этот хрустальныйчуть колыхнет ветерок.Дворик густым ароматом наполненблагоухающих роз.А на соседнем дворе зеленееттрав однотонный ковер;Через прозрачную штору увидишь:ярко пылает гранат.Даже и в полдень от ясеней пышныхвсюду раскинулась тень;Время от времени слышно – цикадагде-то стрекочет вдали.Симэнь Цин уселся в кресле и помахивал веером. К колодцу за водой подошли Лайань и Хуатун. Симэнь подозвал одного из них:
– Принеси-ка льда на блюде.
Когда подбежал Лайань, Симэнь распорядился:
– Ступай к сестрице Чуньмэй и попроси принести кувшин сливового отвару. Пусть в чаше остудит.
Лайань побежал к Чуньмэй. Наконец появилась и она, в синей мохнатой кофте и красной холщовой юбке. Волосы ее были собраны серебряной сеткой, а в руке она несла кувшин приготовленного на меду сливового отвара.
– Вы ели? – спросила она, посмеиваясь.
– Поел у Старшей.
– К нам зайти не хотите? – спросила она с некоторым укором. – Я на лед остудить поставлю.
Симэнь кивнул головой. Чуньмэй поставила кувшин в лед, потом подошла к креслу, в котором сидел Симэнь, взяла у него из руки веер и стала его обмахивать.
– А о чем вы с матушкой Старшей говорили? – спросила она.
– О гадании.
– Даос нагадал мне носить жемчуга, – начала Чуньмэй. – А матушка говорит, если кому и предстоит носить, то только не мне. Море ковшами не перемерить, простому смертному грядущего не предсказать. Бывает и выточат, да корявое, а то и отрубят, да круглое выйдет. На юбке, говорят, почет с достатком в дом входит. Так что нечего заранее утверждать. Неужели я так всю жизнь и буду у вас служанкой?!