– Гнедая все же лучше, чем вороная, - с видом знатока отметил Майид.

– Не лучше, если у вороной во лбу - счастливая звездочка и белые чулки.

– Первая лошадь Пророка была вороной, - подал голос Джабир, - у нее были белые ноги и белая звездочка во лбу, а в битве она не знала себе равных.

– Значит, - вмешался Дэйн, - этот человек прибыл...

– Да, он табунщик из клана Авамир, - продолжил Бен Алима.
– Он проделал долгий и рискованный путь, а в доказательство показал знак - личное кольцо Рауди. Он передал слова Рауди: американец Стивен Дэйн - предатель и иракский шпион; его нужно немедленно уничтожить; эти сведения, в свою очередь, передал ему один саудовец, который давно помогает делу освобождения Ракки, и в его верности не приходится сомневаться. И добавил, что промедление может погубить наше дело.

– Все это я уже знаю, - сказал Дэйн.
– И потому ты попросил Джабира убить меня. Но тогда почему ты передумал и послал мне на помощь Майида?

– Как только я получил послание через авамири, я начал действовать. Как ты уже сказал, я послал к тебе Джабира. Потом, как радушный хозяин, предложил гостю остановиться у меня. Но он отказался, поскольку не хотел навлекать на мой дом лишних подозрений. Я предложил ему взять свежего коня, но он сказал, что доверяет только Айисса - своей лошади. Сказал, что найдет укрытие в пустыне, у клана Бани Халиди, где у него есть друг. И уехал.

– И что?
– спросил Дэйн.
– По-моему, ничего подозрительного он не сказал.

– Почти. Я стоял и смотрел ему вслед, и на сердце у меня было тяжело. Что-то в нем меня настораживало, но я не понимал, что именно.

– Ты выяснил это или нет?
– не выдержал наконец Дэйн.

– Я долго и напряженно думал, - продолжал Бен Алима.
– Но не мог понять, в чем дело. Он выглядел простым, бесхитростным бандитом, с которым мне не хотелось бы повстречаться ночью в переулке. Но все же у него было кольцо самого Рауди, которое я знаю, как и это, что на моем пальце. И у него было полное право самому заботиться об убежище.

– Наверное, тебе не понравилось то, что он приехал с юга, - предположил Майид.
– Сам я никогда не доверяю этим дикарям из кочевья Омани - ни Авамир, ни Гафири, ни другим.

– Они не лучше и не хуже остальных, - возразил Бен Алима.
– Нет, дело в другом. Я думал-думал, а потом до меня дошло! Его лошадь!

– А что было не так с его лошадью?
– спросил Джабир.
– Ты сказал, что она была просто чудо.

– Да, и я до сих пор так считаю.

– Может, она была слишком свежей, не устала, не в пене, будто и не скакала так долго?
– предположил Майид.

– Она почти ползла, - ответил Бей Алима.
– Я даже засомневался, дотянет ли она до стойбища Бани Халиди.

– Тогда почему она тебе не понравилась?
– спросил Дэйн.

– Мне не понравилась ее морда, - ответил Бен Алима.

– Ее морда!
– воскликнул Джабир.

– А что с ней было не так?
– удивился Майид.

– Все так, - мягко проговорил Бен Алима.
– У нее была чудесная, крупная, правильная морда - римский профиль, как сказали бы вы, мистер Дэйн. Откровенно говоря, это была великолепная морда, которую раз увидишь - и запомнишь на всю жизнь.

Майид, видимо, все понял и теперь радостно заухмылялся. Джабир, как горожанин, выросший на литературных источниках, едва ли знал больше, чем описание первой лошади Пророка, и молчал, хотя, судя по его лицу, у него забрезжила смутная догадка. Дэйн, который совершенно не разбирался в лошадях, заскучал, но прерывать лошадиную историю не решился.

– Она была породистой?
– попытался упрочить свою догадку Джабир.

– Вот именно, - сказал Бен Алима.
– Я, конечно, плохо разбираюсь в коневодстве, мои знания по этому предмету слишком незначительны. Но даже я заметил, что у этого животного большие ноздри и длинные уши, широкий лоб и мощный круп, а длинная шея изящно изогнута. Любой бы на моем месте это увидел, а специалист и подавно. Теперь ты понял, Джабир?

– В основном да, - сказал Джабир.
– Но я думал, что ты узнал, какой она породы.

– Узнал!
– вспыхнул Майид.
– Дело-то совсем не в лошади, городской болван! То, что увидел Саид Бен Алима... Но простите, Бен Алима, слово за вами.

– Так вот, - продолжил тот, - я понял, что лошадь чистокровная, да при этом из лучших пород Аравии, а таких всего пять. Но из которой? Вероятно, кухаилан. Но что за вид этой породы? Неизвестно. Но у нас есть один бесспорный признак - самый яркий, а именно - римский нос. Эта лошадь принадлежала к знаменитому виду Шаваф. И, поняв это, я догадался, что гонец был подослан врагами, и потому послал Майида.

– Я все еще не понимаю, почему, - признался Дэйн.

– Остальное лучше объяснит Майид, - ответил Бен Алима.
– У меня уже пересохло горло.

– Все яснее ясного, если ты знаешь историю этой породы, - включился Майид.
– Понимаете, шейхи Бахрейна всегда разводили шавафи, как самую дорогую породу лошадей, пока в 1930 году, после волнений, не разорились и не передали все владения Файсалу Оль-Дувишу, шейху всех мутаири, который помогал Сауду в борьбе за престол. Но вскоре они поссорились, и король схватил его. Файсал Оль-Дувиш умер в Эр-Рияде, говорят, что его отравили. Сауд забрал себе всех шавафских лошадей - как и знаменитых шарафских верблюдов - и мутаири никогда ему этого не простили, хотя позже снова восстановили породу верблюдов. А что до лошадей, то через несколько лет Сауд подарил табун северным Аниза, чтобы подкупить их, но тогда возмутились кланы Мутаир и Шаммар, даже чуть не начали войну. Но стреляли мало, а говорили много, и Сауд угрозами и дарами заставил продать табун в Рубаи, что в Ираке. Получилось, что, как только лошади исчезли из страны, пропал и повод для раздора, все успокоились. Ты подумал об этом, Бен Алима?