Шрифт:
– Похоже на то, что я допустил ужасную ошибку!
– мрачно сказал он Дэйну.
– Ты хочешь сказать, мы оказались не там, где надо?
На лице Майида отразилась глубокая удрученность и досада.
– Ты угадал. Что я за дурак! Как мог я, чистокровный азми, совершить такую тупую ошибку?!
Ракканцы внимательно прислушивались к разговору. Кое-кто из них начал нервно поглаживать пальцами винтовки.
– Не там, где надо!
– гневно выкрикнул Джабир, пряча за злостью растерянность и отчаяние.
– О многомудрый азми, не хочешь ли ты признать, что ты заблудился в пустыне?!
Дэйн приметил, что Мухаммед ибн-Хисса ничуть не встревожен. Более того, халиди даже, похоже, изо всех сил старался не улыбнуться.
– Заблудился? Нет, о Джабир, я сказал совсем не это, - продолжал Майид.
– А только то, что мы оказались не там, где я рассчитывал.
– Будь так добр, объясни убогому, что это значит!
– проронил Джабир, и голос его прозвучал, как шелест вылетевшего из ножен меча, готового скреститься с мечом врага.
– Я думал, мы окажемся немного южнее, - ответил Майид.
– Но я ошибся и никак не могу понять, почему! Впрочем, Джубаил-аль-Бахри прямо перед нами, примерно в трех милях отсюда.
– Ты хочешь сказать, мы успели?
– недоверчиво спросил Джабир.
– Естественно! Но я сказал правду - мы не там, где должны были оказаться! Я рассчитывал, что мы выйдем вон там.
И Майид указал на кучу валунов примерно в пятидесяти ярдах от места, где остановился отряд, неотличимую от любой другой кучи валунов.
Мухаммед ибн-Хисса не выдержал и рассмеялся шутке. Он смеялся, как мог, хотя смех его более походил на лай волка, бил себя ладонями в грудь, подбрасывал в воздух винтовку и тут же ловко подхватывал ее. Наконец к нему вернулась серьезность.
– Только азми мог так промахнуться!
– сказал он Майиду.
– Авазими никогда не знают, куда едут - доказательством тому твои собственные слова!
Джабир спросил:
– Вы точно уверены, что мы вышли к Джубаилу?
– Погляди сам! Смотри прямо перед собой и чуть вправо. Вот так! Видишь, там верхушка водонапорной башни?
Джабир посмотрел в том направлении и кивнул. Ему пришлось проглотить свою злость.
– В самом деле. Ты совершил невозможное, Майид! Ты настоящий мужчина, и клан Авазим может гордиться тобой!
Ракканцы начали благодарить проводника, не очень энергично, зато искренне. Дэйн поздравил Майида. Мухаммед Халиди улыбнулся и кивнул.
– Неплохо, азми!
– сказал он, как будто не произошло ничего необычного. Впрочем, он и сам запросто мог с этим справиться.
Отряд снова пустился в путь, держа на водонапорную башню. Ее вид влил в измученных ракканцев новые силы, и даже верблюды, казалось, почувствовали близкое окончание путешествия, потому что перешли на рысь.
– Нам нельзя въезжать в город всем вместе, - сказал Дэйн.
– Хотя мы, похоже, оставили в дураках саудовцев с их грузовиком.
– Похоже на то. Но радоваться рано, - сказал Майид.
– Саудовцы могли поехать из Таджа прямо в Джубаил по новой южной дороге и сейчас поджидают нас на окраине города. Или, не найдя нас в тех селениях, они могли вернуться к нашему следу и сейчас находятся в какой-нибудь паре миль у нас за спиной. Одно можно сказать наверняка: грузовика мы сейчас не видим - но только сейчас. И если я хоть что-нибудь понимаю в саудовцах, они обязательно появятся - рано или поздно!
Майид повернулся к ракканцам:
– Слушайте меня! С этой минуты кто-нибудь должен все время смотреть назад! Ни на мгновение не спускайте глаз с наших тылов! И держите винтовки наготове!
Глава 17.
Солдаты саудовского патруля были людьми упорными, выносливыми и злопамятными. Они прошли отличную выучку по западным военным канонам. А их сержант был воплощенным идеалом всех этих качеств. Он родился и вырос в Джидде. Бедный, лишенный поддержки клана и без нужных связей в верхах, он вступил в саудовскую армию и собственным упорством пробивал себе дорогу. Способность воспринимать и впитывать новые знания восполняла недостатки его положения. Повышение по службе он заслужил своим старанием и настойчивостью, постигая тайны военного мастерства под руководством западных инструкторов. И вскоре сержант вполне мог рассчитывать на офицерский чин.
Это был самоуверенный и упрямый человек, его характер сформировался под влиянием жизненных обстоятельств. И для него было естественным уважительно относиться только к самому себе и смотреть свысока на всех прочих. Сержанту не нравились люди впечатлительные, доверяющие своей интуиции, поскольку сам он особой чувствительностью не отличался. Он ненавидел кочевников как горожанин и ненавидел все кланы кочевников, сохранившие независимость, поскольку происходил из разбитого в межклановых стычках семейства, от которого мало что осталось.