Красота – победа над неизбежностью. Временная победа. Потому что в конце всё равно приходит неизбежность. И любовь приходит только к тому, что когда-то исчезнет во тьме.

Люк остановился. Потрясённый. Посреди серии ударов. Вейдер среагировал и задержал меч. Он смотрел на сына. Сын смотрел в пустоту. Он не думал. Его предупреждали. Его пугали страшными рассказами о тёмной стороне. Его пугали…

Не в идеологии. Не в соблазне. Не в ломке мира, не перед лицом смерти. Даже не в страшном напряжении всех сил перед чем-то невыносимым и грозным. В простом тренировочном ритме движений. Во впервые прочувствованном пульсе мира. Он понял. Понял этих людей. Его отца. Императора. Всех, кто за ними.

Есть Великая Сила. А есть мы, люди. Сила вечна. Люди смертны. Ситхи – не зло и не власть. Ситхи – те, кто не смирились со смертью.

А всеблагостный аналог Великой Силы презрели. Она для них всё равно была смерть.

Если в наших жилах пульсирует тот же ритм вселенной – то почему мы уходим, а вселенная остаётся?

Эти люди, которые танцевали танец смерти. И смеялись ей в лицо. Всю жизнь.

– Что? – спросил Вейдер.

– Со мной что-то случилось, - ответил Люк. – Я даже не знаю, как это сказать. Я что-то очень важное понял, - он посмотрел на отца. – Но это так глупо…

– Что?

– Это просто глупо, - повторил Люк. – Этого быть не может.

– Что? – в третий раз терпеливо повторил Вейдер.

– Этот ритм… он сначала был в теле, а потом в голове. И голова… как будто сама начала думать. Мысли… ниоткуда. Даже не мысли. Понимание. Такого, о чём я раньше даже не знал. Поэтому даже не мог знать, что это можно понять… Я чушь несу?

– Ты знаешь, что нет.

– Чушь, потому что я не могу это выразить. Сам ещё не понимаю. Чёткие разрозненные картинки. А логически не выходит.

Он помотал головой.

– Это и есть тёмная сторона?

– И как ты себе это представляешь? – спросил Вейдер.

– Что?

– Тёмную сторону, светлую сторону.

– Я и что такое Сила-то, не представляю, - признался Люк.

– Вот-вот, - сказал Вейдер. – Думаю, пока хватит. Махаться, - пояснил он. – Если говорить всерьёз, то после того, как ты примешь душ и поешь. Терпеть не могу разговаривать с потными, голодными и тяжело дышащими людьми. Встретимся через час у тебя. Найдёшь дорогу?

– А я могу ходить один?.. – он вспомнил, что гвардейцев у его двери с утра не было.

– Да. С этого дня ты свободен.

– А Лея?

– Лея?..

Лея.

Первой неожиданностью было то, что император позвонил и осведомил её, что собирается нанести визит. Выразил надежду, что она уже встала, и у неё нет никаких запланированных неотложных дел. Лея, которая только что вышла из ванной и расчёсывала себе волосы, застыла от изумления.

– Какие неотложные дела могут быть у меня в замкнутом помещении?

– Утро, милочка, - сказал император на экране. – У женщины утром бывает много дел.

Тон был деловой. Констатация обыкновения жизни.

– Нет, - ответила Лея. – У меня нет особых планов. Но я собираюсь завтракать.

От невозможности ситуации в ней вспыхнул юмор.

– В общем, можете присоединиться, - сказала она. – Я не возражаю. Или вы по старости лет на диете?

Император хмыкнул.

– Хорошо, - ответил он. – Я присоединюсь.

Экран погас, а Лея, застыв посреди комнаты, рассмеялась. Щётка в одной руке, мокрые волосы в захвате другой. Сумасшедший дом.

Она спала одна, и спала плохо. И проснулась в отвратительном настроении. Душ помог. И как ни странно, помог звонок императора. Адреналин вымел скомканность снов. Адреналин – и любопытство.

Ещё она поймала себя на ощущении. На отсутствии ощущения. Она, кажется, не боялась императора.

Лея покачала головой, прошлась по комнате, допричёсывала волосы. Рассеяно заказала “стандартный завтрак”, как значилось на панели в меню. Когда император вошёл, стол был накрыт. Лея стояла около стола, с аккуратно убранными волосами, аккуратно одетая. Сплетя руки на груди.