– Да, милорд, - улыбка из кресла.

До чего же красива эта поганая девчонка, тоскливо подумал Люк, уходя вслед за отцом. Яркая… как пламя осени. Которое таит близкие холода.

Ситх и принцесса.

Вейдер и Люк вышли. Лея несколько раз переложила руки на коленях. Посмотрела по очереди в разные точки каюты. Поправила волосы. Мара Джейд неподвижно и расслабленно сидела в кресле, глядя в пространство расфокусированным взглядом. А в следующую секунду Лея ощутила прикосновение взгляда к лицу.

– У господина главнокомандующего дела, - начала Лея, с трудом протолкнув в горло слова, - а я хотела бы…

– Зачем? – спросила Мара.

– Зачем – что?

– Всё, - ответила та. – Вы, принцесса. Кто вы?

От такого то ли бреда, то ли извращённой насмешки Лея широко распахнула глаза.

– Ты в своём уме? – спросила она.

– Кажется, да, - ответила Мара. – А есть сомнения?

Изумрудная трава среди яростного огня осенних листьев. Дисгармония? Да. Но в этом и заключалось главная особенность красоты: та не была гармоничной. Красота – жизнь, вспышка пламени, пожар, бой – но никак не музыка сфер. Вот вращается космос…

Она сглотнула, приходя в себя. Что это с нею? Лея хмуро взглянула на Мару. Ученица императора так и не опускала взгляд.

– Для чего ты живёшь? – спросила она.

– Что? – изумилась Лея.

– Для чего ты живёшь?

– Ты всегда между делом решаешь мировые проблемы?

– Нет. Свои я уже решила. А для чего живёшь ты, я не понимаю.

Лея какое-то время молчала, не собираясь разговаривать с этой… потом не выдержала:

– Какое-то время назад у меня была цель.

– Победа Альянса? – Лею кольнуло непритворное пренебрежение в голосе Мары. Так взрослый отзывается об играх ребёнка. – Зачем тебе это?

– А зачем тебе – победа Империи?

– Империя уже победила, - негромко сказала Мара. – Наш плацдарм для власти. Для могущества.

– О, какая патетика, - усмехнулась Лея. – Могущество.

– Могущество – от слова “могу”, - ответила Мара. – Возможность осуществиться. А патетикой это является лишь до тех пор, пока не становится жизнью.

Лея удивлённо посмотрела на свою ровесницу, негромко роняющую слова. Патетики в ней точно не было.

– Тебе приказал поговорить со мной император?

– Нет, - ответила Мара. – Я просто говорю.

Она пошевелилась в кресле, рассеяно улыбнулась, провела по лбу, убирая выбившиеся волосы.

– А тебе стоит твои лохмы состричь, - сказала она Лее.

– Что?

– Постричь волосы, выкрасить их в более тёмный цвет. И никогда в жизни не носить платья. Эта чушь альдераанского дворца, наследная принцесса. Ты никогда не пыталась быть собой?

– Я и есть…

– Не-е-е-ет…

Улыбка.

– Никакая ты не есть. Только то, что нарисовал сначала твой папочка, потом – товарищи по борьбе.

– А ты не…

– Неа. Ты же почувствовала, верно? Когда говорила с императором. Почувствовала, какая ты на самом деле?

– Я…

– Было приятно душить Джаббу?

Лея вскочила. Потом села опять. Посмотрела на свои руки. И медленно разжала кулаки.

– Да-да, - сказала Мара. – Я надеюсь, что тебе было очень приятно. Убивать эту толстую тушу. Перебросить цепь, обхватить, дёрнуть, слышать и чувствовать, как ломаются позвонки, как он – медленно – теряет сознание и жизнь. Тссс.

– Что?!

– Ты сейчас хочешь сказать, что защищала брата. Брата, Хана и всю ту вашу компанию. Что это была тщательно разработанная операция. Шшш… Не говори ерунды.

– Ты…

– Когда ты перестала любить Хана? Это было щелчком? Или постепенно? Или ты до сих пор не хочешь признаться себе, что это – пустое место, враль и пустозвон, в котором для тебя ничего нету?