– Малышка, посиди тут одна минутку. Я скажу дроиду, чтобы принёс чай.

Там, в далёком углу, лежал огромный, цветной мячик. Комната была большая и холодная. В окна заползал рассвет. Она сидела в кресле, и ей не хотелось шевелиться.

Когда дядя Эван вернулся, чашка с чаем чуть не выпала у него из рук. Огромный цветной мячик висел посреди комнаты безо всякой опоры.

– Шок, - сказал врач-специалист, которого срочно вызвали туда. Там же был и офицер из команды захвата. – Шок и его последствия. Ребёнок одарённый, только никто об этом не знал.

Была сотня проволочек, и она плакала и ничего не понимала, и была белая мёртвая мама под простынёй и отец, который её не узнавал и всё бессмысленно улыбался и говорил что-то. Она выплакалась в латы дяди Эвана, а потом тот, тихо ругаясь и кряхтя, снимал свои латы, облачался в обычную одежду, и вот они уже летят куда-то на большом корабле.

В Центр Империи.

Император.

– Входите, адмирал, - повторил Вейдер.

Пиетт споткнулся не из благоговения. Он никогда в жизни не мог представить, что застанет такую картинку: четверо за столом играют в саббак. И один из них – император.

– Мы так время убиваем, - сказал Палпатин, вставая и бросив карты. Его партнёрами были та самая рыжеволосая женщина, что сопровождала его на совещание, и двое рослых мужчин. По особой, видимой профессиональному взгляду, выправке, Пиетт понял: гвардейцы. Только без формы.

Палпатин цепко оглядел адмирала.

– Я считаю, что от адмирала у нас не должно быть тайн, - медленно сказал Вейдер, в упор глядя на Палпатина.

Палпатин изучал адмирала живыми, сейчас пронзительными глазами. И, когда Пиетт почувствовал себя совсем плохо, неожиданно произнёс:

– Адмирал, поверьте, дело не в том, что я вам не доверяю или что я думаю, будто вы способны сознательно разгласить тайну. Но эта тайна будет опасна для вас самого. Вы не одарённый, как Вейдер, я или Мара. Вы не обладаете навыками закрытия своего мозга для восприятия одарённых, какому обучены все мои гвардейцы. Я уважаю выбор своего ученика. Но готовы ли вы к тому, чтобы на ближайшее время оказаться в положении человека, который вечно будет находиться под охраной моих детей?

– Детей? – выпалил Пиетт, прежде чем успел осознать крайнюю невежливость такого поведения по отношению к главе государства.

– Одарённых, - пояснил Палпатин. – Это всё – мои дети.

– Вот видите, повелитель, - голос Тёмного лорда прозвучал с едва уловимой, отстранённой насмешкой. – Вы и выдали адмиралу одну из наших маленьких тайн. Так что у вас нет выбора. Вам теперь придётся.

– Ты вежлив, как всегда, - спокойно ответил Палпатин. – Но ты прав. Однако тебе тоже придётся – побеспокоиться о безопасности твоего адмирала.

– Повелитель, - ответил Вейдер, - до Центра Империи адмирал будет находится под моей личной охраной, - Пиетт вздрогнул. – А потом вы дадите ему под видом адъютанта одного из наших выпускников.

– Спасибо, что решил за меня, - брюзгливо ответил император. – Но тем не менее, ты прав. Так и сделаем.

– Повелитель, - настойчиво произнёс Вейдер, - я считаю, и я буду на этом настаивать, что адмиралу в нашей комбинации совершенно необходимо действовать с открытыми глазами. Его ум и стратегические способности выше всяких похвал. И я считаю, - он нажал на это слово, - что его участие в операции в качестве нашего свободного союзника и полноправного партнёра будет для нас жизненно необходимо.

Пиетт то краснел, то бледнел. Не от того, что в его присутствии о нём говорили, как о постороннем. У него всё обмерло внутри, когда лорд Вейдер сказал: “адмирал будет находиться под моей личной охраной”. Это сказало об опасности лучше всего. Настоящей опасности. Такой, что его жизнь оказалось необходимым передоверить второму по силе ситху в государстве.

Адмирал даже забыл посматривать на предположительно гвардейцев, которые, сдвинув кресла, наблюдали на двоих за тем, что происходит в помещении. Они не потрудились встать, что тут же при входе Тёмного лорда сделала рыжеволосая женщина. И Пиетт краем сознания, не тронутого потрясением, успел подумать: это вольность, позволенная императором? Неуважение к Вейдеру? Неуважение к адмиралу лично?…

– …вот я и спрашиваю вас, адмирал, - Пиетт снова вздрогнул, поскольку понял, что эти слова императора обращены к нему. – Вы согласны жить следующий, довольно долгий промежуток своей жизни, в такой ситуации?

– А чем это хуже, чем …

Он замолчал. Молчали и остальные. Предположительно гвардейцы переглянулись и мимолётно улыбнулись. Кроме Пиетта, на их жест, казалось, не отреагировал никто.

– Напугал я вас, адмирал, - с непонятной усмешкой произнёс Вейдер. – Что ж, в этом был плюс: вы привыкли.