— Вот это да… — сказал Фредди.

— Я прямо увидела, как сотни тысяч полоумных теток, высунув языки, ждут, когда я начну раздавать следующую порцию своей диетической кашки. Нехорошо их так жестоко разочаровывать. Надо быть погуманней, сказала я. Да кто я такая, чтобы лишать их простых радостей жизни? Не растеряй доверия публики, душенька, добавила я, подав последнюю реплику.

— Вот это да, — сказал Фредди.

— Тут есть еще один нюанс. Эта трущобная литература должна тянуть не менее чем на полтысячи страниц, и работа превратилась бы в сущую каменоломню, тогда как первая заповедь писательского труда гласит, что он не может быть в тягость. Надо следовать своим бессознательным предпочтениям. Чую сердцем, не за горами то время, когда я смогу клепать свои погремушки прямо во сне.

— Вот это да! — сказал Фредди.

Она метнула в него пронзительный взгляд. Несмотря на склонность брать на себя в беседе роль лидера, ей бы хотелось несколько большей взаимности. Какой-то получается односторонний обмен опытом!

— Вам не кажется, что за отчетный период кроме «вот это па» вы ничего не сказали? — спросила она. — Какой-то вы смурной, Виджен.

— Есть чуть-чуть.

— Вас что-то гложет?

На лице Фредди забрезжила безжизненная улыбка, наподобие той, которой могла бы осклабиться затерянная в преисподней душа, если ее позабавит колкость другой погибшей души.

— Что меня только не гложет…

— Досталось на службе?

— Можете считать, что досталось. Меня оттуда выгнали. Лейла Йорк растворилась в сердечной участливости.

— Бедный мой, несчастный мальчик! А что там стряслось?

— Ох, да вы все равно в этом ничего не смыслите. Технические неувязки. Дал вчера маху, когда переписывал аффидавит, [48] или как там эта чушь зовется, а сегодня утром прихожу, — причем опять опоздал, поскольку проваландался дома, пытался поговорить с Салли, — вызывает меня к себе Шусмит и объявляет, что я могу идти на все четыре стороны. Оказывается, в нем давно зрело такое желание, хотя он честно пытался его подавить, но в конце концов оно сделалось непреодолимым. Выдал мне месячное жалованье в качестве выходного пособия и заявил, что за счастье раз и навсегда от меня избавиться грех денег жалеть. А напоследок сказал, что это самый светлый день в его жизни.

— Вы не пытались его переубедить?

— Нет, конечно. Зато я его подколол. Помня ваш рассказ о его темном прошлом, я сказал ему, что, может быть, я как работник и не предел мечтаний, зато под рододендроном не целуюсь. Удивительно, но факт. В кустах шиповника — бывало, но с рододендроном как-то не сложилось. «Целуйтесь дальше, Шусмит!» — напутствовал я его, развернулся и пошел куда глаза глядят.

— Жуткая история. Понимаю, почему вы такой понурый.

— Ох, совсем не поэтому. То, что меня выперли, меня никак не беспокоит, я очень скоро разбогатею.

— Каким же это образом?

— Простите, этого я вам сказать не могу, — сказал Фредди, памятуя о наказе мистера Моллоя. — Что-то вроде вложения капитала. Нет, причина упадка духа и падения сил, — продолжал он, уступая желанию поделиться своими тяготами со слушателем, — это Салли. Разве она не сказала вам, что произошло?

— Ни слова. А что такое?

Фредди окунул палец в опустевший фужер, завладел оливкой и с немалым усилием загнал ее внутрь пищевода.

— Если между вами и Салли что-то произошло, вам бы не помешало подкрепиться, — по-матерински заметила Лейла Йорк.

— Вы так считаете?

— Уверена. Официант! Encore [49] по коктейлю. Кстати, об официантах, — сказала она, когда они остались вдвоем. — Мой исчезнувший муж — официант.

— Ничего себе!

— Видела его своими собственными глазам, когда он сновал туда-сюда с рубленой курицей в клубе «Перо и чернила». Но не будем отвлекаться на обсуждение моих дел. Что касается меня, то за себя я спокойна. На меня работает целый спрут, раскинувший щупальца в разных направлениях, а вы сами знаете, что это за звери. Не знают промахов. Забудьте обо мне и расскажите о Салли. Что, порвали все концы?

— Очень похоже.

— Натворили что-нибудь?

— Ничего я не творил!

— Ну-ну, смелее!

— Все кузен Джордж.

— Тот исправный служака, который вытряхнул из меня на днях червончик за билеты? Он-то здесь каким боком?

Фредди мрачно воззрился на безобидного техасского миллионера, присевшего за соседний столик. Нельзя сказать, чтобы тот ему чем-то не приглянулся, просто столь же мрачно он готов был взирать на любого человека, попавшего в поле его внимания, так что и захожего магараджу встретил бы угрюмо. Когда Виджены теряют любимых женщин, посторонним для их же блага лучше сохранять дистанцию.

— Прежде всего я бы отметил, — прежде всего отметил Фредди, — что из всех калечных и увечных на голову полицейских полудурков тупее кузена Джорджа свет еще не видывал. Он как тот тип из поэмы, за именем которого потянулось все остальное.

— Кажется, знаю, о ком вы говорите. Ему все досаждали по утрам ангелы. [50] Значит, Джордж, по-вашему, страдает умственным увечьем?

— Врожденным. Но на сей раз он перепрыгнул самого себя. Да, понятно, у него есть целая байка, чтобы… Что это за слово, начинается на «вы»? Никак не могу вспомнить…