Словно подтверждая это наблюдение, Шимп снова чихнул.

— Надо чего-нибудь сделать, — предложил сержант тем голосом, каким обычно командовал: «Справа налево — рас-считайсь!»

— Я делаю, — отвечал Шимп, дыша паром из кувшина.

— Не-ет, тут не пар нужен, — возразил ассистент. — Как говорится, смотри в корень. Все от брюха, да. Брюхо подлечите…

— Что ваб дуждо?

— Одни говорят, хинин, другие там — камфара или корица, а я вам скажу, одуванчики и хмель. Отвар. Вы пошлите их набрать…

— Что — ваб — дуждо?

— Я ж говорю, там один приехал. Такой, знаете, тип. В автомобиле. Вроде бы к вам.

— Я де придибаю.

— Зовут Моллой.

— Моллой?

— Это он так сказал, — осторожно добавил Фланнери.

— Да? Пусть идет.

— Значит, хмель и одуванчики.

Сержант удалился и вскоре привел Мыльного. Когда друзья остались одни, Мыльный несмело подошел к дивану.

— Вижу, ты простудился, — определил он.

Шимп дважды кивнул, сперва — сердито, потом — в кувшин.

— Тут простудишься! — вскричал он. — Да я целый час сидел в воде, а потом ехал бокрый да ботоцикле.

— Что? — переспросил потрясенный Моллой.

Шимп поведал ему свою сагу, особо подчеркнув злодеяния Хьюго и Эмили. Хорошо, что она его не слышала.

— Ду, я — пас, — завершил он.

— Нет-нет!

— Больше де богу.

— Что ты говоришь!

— Де—бо—гу.

— Шимпи! Мы же все устроили! Сегодня ночью… Шимп недоверчиво на него посмотрел.

— Сегодня? Дубаешь, я выйду с такой простудой? Да еще лазать во всякие окна… Сидеть в воде…

— Нет-нет, мы все наладили. Этот Хьюго с дружком уедет в Лондон, и Джон тоже. Ты только влезешь.

— Да?

Шимп помолчал, вдумчиво вдыхая пары. Действительно, сведения хорошие. Но он был человеком дела.

— Так, — произнес он наконец. — Если я выйду в такоб состоянии…

— Шимпи! — воззвал Моллой, предчувствуя недоброе своей тонкой душой.

— … бы делибся иначе. Бде — шестьдесят пять, ваб — остальное.

Мистер Моллой был красноречив, иначе не продашь призрачных акций, но сейчас он превзошел себя. Многие сдались бы с первых же слов. Многие — но не Шимп.

— Шестьдесят пять, — твердо повторил медик. — Я тебе дужед, а то бы де явился. Сам де божешь…

— Конечно, не могу. Мне просто нужно алиби. Мы идем сегодня в театр.

— То-то и одо. Де божешь. Значит, шестьдесят пять — бде.

— Подумай, что скажет Долли!

— Чихать я хотел! Мыльный сердито заворчал.

— Ну, если ты с нами так…

— Так-так, де собдевайся.

— Ладно, черт с тобой.

— Очень хорошо. Значит, приду часаб к одиддадцати, или попозже. Окдо божешь де открывать. Оставь на земле лесди-цу, я заберусь прябо да галерею. Труддее, да, до естестведдее. Лестдицу оставь, а уж с чеб потруднее — саби справибся.

— Потруднее!

— Вот ибеддо. Споткдуться я богу? Лестница слобаться божет? А если собачка эта явится? Оба-то в Лоддод де едет! А воспаление легких! Ду, что скажешь? Моллой молчал, тяжело вздыхая.

Хотя Лестер Кармоди не так уж пекся о благоденствии младших родичей, к поездке Джона в Лондон он отнесся с большой заботливостью. Ни в коем случае, настаивал он, нельзя впихнуть прямой и обратный путь в один и тот же день. Не говоря о том, что это утомительно, Джон молод, а молодых людей привлекают столичные развлечения. Непременно нужно пообедать в хорошем ресторане, сходить в театр, переночевать в первоклассном отеле, а уже утром, потихонечку — домой.

Однако уже вечером Джон возвратился в усадьбу. Нет, он не боялся, но что-то его беспокоило. Еще по пути в столицу он думал о том, как странно вел себя Хьюго прошлой ночью. Конечно, увидеть Твиста, когда тот пытался ограбить дом, он не мог, это полная чушь, но кого-то он застукал. Туманный и путанный рассказ на чем-то да основывался; и Джон вполне серьезно возражал дяде, посылавшему его в Лондон, когда вокруг кишат воры. В конце концов, насчет страховки можно договориться и по телефону.

Дядя над ним посмеялся. Он не верил, что Хьюго вообще видел кого-то. А если и видел, и спугнул, и гнал по саду, разумно ли предполагать, что грабитель вернется почти сразу? От того, что Джон спит у себя над конюшней, толку мало, тогда уж лучше сторожить всю ночь, но и без этого Радж-холл прекрасно управится. Да, дворецкий — стар, у него плоскостопие, зато в гарнизон входит Томас Дж. Моллой, опытный боец, при мысли о котором гангстеры нефтяных скважин трясутся как осина.

Так-то оно так, но, справившись с делами, Джон наспех пообедал и отправился домой. Нередко бывает, что о деле больше всех беспокоится тот, кто меньше всего в нем заинтересован. Джон всегда подозревал, что дяде безразличны судьбы Радж-холла, а уж Хьюго, только и мечтающий о Лондоне, считает обузой славную усадьбу. Тем самым, хранить и ценить ее как ценил и хранил сэр Найджел, ожидая своего короля в темные дни Республики, оставалось Джону. Одна лишь мысль о том, что священный паркет оскверняют какие-то пришельцы, приводила его в ужас. И вот, он гнал машину, а там — и въехал в Радж, когда часы били одиннадцать.