– Согласна, – кивнула Иса. – Должна отметить, Хори, что ты проницателен, – и я оценила, что ты воздерживаешься от обвинений, а только предполагаешь. Но давайте подумаем об Ипи. Он молод и нетерпелив, и у него много дурных наклонностей; кроме того, он вступил в такой возраст, когда главным в жизни видится удовлетворение собственных желаний. Ипи злится и обижается на старших братьев за то, что его исключили из списка совладельцев имения. Кроме того, по всей видимости, произнесенные Камени неосторожные слова…

– Камени? – не удержалась Ренисенб, но тут же вспыхнула и прикусила губу.

Хори повернул голову и посмотрел на нее. Под его долгим, испытующим взглядом она почему-то почувствовала себя неуютно. Иса вытянула шею и тоже пристально посмотрела на девушку.

– Да, – подтвердила она. – Камени. Другой вопрос, слышал ли он это от Хенет. Но факт остается фактом – честолюбивый и заносчивый Ипи не желал подчиняться братьям и явно считал себя – он давно мне об этом говорил – самым умным в семье.

Тон Исы оставался бесстрастным.

– Он говорил тебе такое? – переспросил Хори.

– Ипи милостиво признал, что кое-какие мозги в этой семье есть не только у него, но и у меня.

– Ты думаешь, что Ипи намеренно отравил Яхмоса и Себека? – удивленно спросила Ренисеб.

– Я допускаю такую возможность – не более. Подозрение, которое мы обсуждаем, пока не доказано. Люди убивали братьев с незапамятных времен, движимые такими пороками, как алчность и ненависть, хотя прекрасно знали, что боги порицают такое убийство. И если это сделал Ипи, нам будет нелегко найти доказательства, потому что – должна признать – мальчик действительно умен.

Хори кивнул.

– Но, как я уже сказала, здесь, под этим сикомором, мы обсуждаем лишь подозрения. И мы должны рассмотреть каждого члена семьи. Слуг я исключаю, поскольку ни на секунду не верю, что кто-то из них осмелится на такое. Но не исключаю Хенет.

– Хенет? – воскликнула Ренисенб. – Но она так предана всем нам. И не устает это повторять…

– Правду и ложь говорить одинаково легко. Я знаю Хенет много лет. С тех пор, как она пришла сюда молодой женщиной, вместе с твоей матерью. Бедная и несчастная родственница. Муж не любил ее – Хенет всегда была некрасивой – и развелся с нею. Ребенок, которого она родила, умер в младенчестве. Придя сюда, она клялась в вечной преданности, но я видела ее взгляд, когда Хенет смотрела на твою мать, шедшую через двор. Можешь мне поверить, Ренисенб, в этом взгляде не было любви. Скорее черная зависть… А что касается ее заявлений в преданности семье, то я им не верю.

– Скажи, Ренисенб, – спросил Хори, – а ты сама любишь Хенет?

– Н-нет, – нехотя призналась девушка. – У меня не получается. Я часто ругала себя за то, что плохо к ней отношусь.

– А тебе не кажется, что просто ты в глубине души знаешь: ее слова – ложь. Она хоть раз доказала на деле свою любовь, о которой не устает говорить? Разве не она вечно сеяла раздоры в семье, шепотом повторяя слова, которые могли обидеть и вызвать гнев?

– Да… да, это так.

Иса усмехнулась:

– У тебя превосходные глаза и уши, Хори.

– Но мой отец ей доверяет, любит ее, – возразила Ренисенб.

– Мой сын глупец и всегда им был, – сказала Иса. – Все мужчины любят лесть… А Хенет так щедро расточает ее, как благовония во время пира! Возможно, она и предана ему – иногда мне так кажется, – но уж точно больше никому в этом доме.

– Но ведь она не стала бы… не стала бы убивать, – запротестовала Ренисенб. – Зачем ей пытаться отравить любого из нас? Ей-то какой от этого прок?

– Никакого. Никакого. А причины… Я не знаю, что творится в голове Хенет. Не представляю, что она думает или чувствует. Но иногда мне кажется, что за ее лестью и раболепием кроется нечто странное. Если я права, то нам – тебе, мне и Хори – никогда не понять ее мотивов.

Управляющий кивнул:

– Это порча, которая зарождается внутри. Я как-то говорил об этом Ренисенб.

– А я тебя тогда не поняла… Но теперь, кажется, понимаю. Все началось с появления Нофрет. Я увидела, что все мы не такие, какими казались. Я испугалась. А теперь, – она беспомощно развела руками, – страх повсюду…

– Страх – это всего лишь недостаток знания, – сказал Хори. – Когда мы знаем, Ренисенб, страх исчезает.

– И еще, конечно, Кайт, – продолжила рассуждать Иса.

– Только не Кайт, – запротестовала Ренисенб. – Она не стала бы замышлять убийство Себека. Это невозможно.

– В мире нет ничего невозможного, – сказала Иса. – По крайней мере, этот урок я усвоила. Кайт непроходимо глупа, а я всегда не доверяла глупым женщинам. Они опасны. Они не видят дальше своего носа и способны сосредоточиться только на чем-то одном. Кайт живет в скорлупе, и ее маленький мир населен только ею, детьми и Себеком, отцом ее детей. Ей вполне могло прийти в голову, что устранение Яхмоса сделает ее детей богаче. Яхмос всегда недолюбливал Себека – считал его торопливым, несдержанным и ненадежным. Из всех сыновей Имхотеп доверял только Яхмосу. Но после устранения старшего сына Имхотепу пришлось бы опираться на Себека. Кайт вполне могла так думать.