На лице Уэни появилась еще более презрительная улыбка.

– Он сам однажды встретил их, выходя из ресторана на Пале-Рояль. Они не скрывались.

– Он был взбешен?

– Я никогда не видел его взбешенным.

– Однако, хотя между ними уже и не было супружеских отношений, он заставлял ее жить в своем доме, зная, что она любит другого. Не было ли это своего рода местью?

– Может быть.

– Не потому ли, сделав это открытие, он заставил ее расстаться с детьми, отослав их на юг?

– Я не способен, как вы, читать мысли людей, мертвых или живых.

– Я убежден, господин Уэни, что мадам Наур не лжет, когда заявляет, что вы находились в пятницу вечером в обществе ее мужа. Я даже склонен думать, что вы знали о поездке, которую она намеревалась совершить.

– Думайте, что вам угодно.

– Муж ее ненавидел?

– А может быть, она его ненавидела?

– Допустим, они ненавидели друг друга. Она решила во что бы то ни стало добиться свободы...

– Вот именно, во что бы то ни стало...

– Не обвиняете ли вы мадам Наур в том, что она убила своего мужа?

– Нет.

– Это обвинение относится к вам?

– Нет.

– Ну тогда к кому же?

С нарочитой медлительностью Уэни произнес:

– Лишь один человек был заинтересован в этом.

– Алваредо?

– Где он находился?

– В машине, стоявшей у дома. Теперь, похоже, Уэни вел допрос.

– Вы верите в это?

– До тех пор, пока у меня не будет таких показаний.

– Это очень пылкий молодой человек, не правда ли?

– Вероятно.

– И очень страстный? Разве вы не говорили, что вот уже два года он любовник мадам Наур? Его родители могут не принять разведенную женщину с двумя детьми. Если он идет на такое, разве это не доказывает его великую любовь?

Внезапно глаза секретаря стали жесткими, а на губах появилась язвительная усмешка.

– Ему было известно, - продолжал Уэни, по-прежнему неподвижно сидящий в кресле, - что в тот вечер должна была наступить развязка. Вы с этим согласны?

– Да.

– Скажите, господин Мегрэ, находясь на его месте и испытывая его чувства, позволили бы вы своей возлюбленной встретиться с упрямцем-мужем? Вы на самом деле верите в то, что он почти час ожидал на улице, нимало не тревожась тем, что происходит в доме?

– Вы видели его?

– Не пытайтесь поймать меня таким примитивным путем. Я ничего не видел, поскольку меня там не было. Я лишь показываю вам, что присутствие этого человека в гостиной куда более оправдано, чем мое.

Мегрэ поднялся со спокойным видом, словно добившись того, чего он желал.

– В комнате находились как минимум два человека, - произнес комиссар непринужденно.
– Наур и его жена. Из этого следует, что мадам Наур должна была быть вооружена крупнокалиберным пистолетом, который нелегко спрятать в дамской сумочке. Науру стоило бы выстрелить первым, и уж потом она сразила его наповал.

– Не обязательно. Она могла выстрелить первой, а муж1 держал в руках оружие для самозащиты, и не исключено, что Он, падая на пол, машинально нажал курок - отсюда и неточность его выстрела.

– Теперь неважно, кто стрелял первым. Предположим, что вы при этом присутствовали. Мадам Наур вытаскивает пистолет из сумочки и, защищая своего хозяина, вы стреляете в ее сторону, воспользовавшись тем, что рядом с вами ящик стола, в котором пистолет калибра шесть тридцать пять.

– Вы хотите сказать, что после этого она выстрелила сама, но не в меня, потому что у меня в руках оружие, а в своего мужа?

– Я думаю, у вас были причины ненавидеть Феликса На-ура.

– Почему это?

– Вот уже двадцать лет вы живете у него на положении бедного родственника, хотя между вами и нет реального родства. Вы не имеете никаких прав, а между тем на вас взваливают всякие дела вплоть до яиц всмятку по утрам. Вам не платят и вместо этого суют мелкие суммы на карманные расходы, да и то лишь тогда, когда вы попросите.

Я не знаю, имеет ли для вас значение то, что вы с хозяином разного происхождения. Как бы то ни было, ваше положение унизительно, а ведь ничто так не возбуждает ненависть, как унижение.