просветляются храмы в гематоме заката,

воскресают шаги, заключенные в небыль,

похмеляется БЬахус и ликуют вакханки,

расцветают сгоревшие звезды на небе,

оживает, веревки покидая, таранка.

Красоту и любовь вычисляет наука,

воздвигаются стены, обращенные в пепел,

разжимаются страхами сжатые руки,

увлажняется в голос полувысохший лепет,

превращается правда в клозетную мудрость

и пластуются в уголь предсказанья пророка,

дальнозоркость трактуется как тугоухость

и становится круг кривизной однобокой.

Но культура большой коммунальной психушки

нерушима как свет, Иисус и Венера.

И без рук, и без глаз, улыбаясь макушкой,

возглавляет лицей золоьой соцхимеры.

* * *

Когда хмельная кровь легла в зрачок бокала

в пространстве время форму праха принимало

и вяли как листы земные механизмы

и падали в подзол, где чахнут архаизмы.

Стремясь попасть в число везде роились цифры,

не ведая эпох кишели в небе мифы.

И взглядом я пила с поверхности лежавшей

ответный сладкий взгляд - невинный и дрожащий

на фоне красоты эритроцитов пьяных

распахнутый, большой, лучистый, постоянный.

Светились у меня сердечные вибриссы

и я впадала в кайф, копируя Нарцисса.

Минуты таяли за каплей капля в Лете,

сгущалась кровь, бокал краснел на белом свете,

ответный взгляд горчил познанием порока

и серый ужас в нем дымился одиноко.

И я впадала в страх, но все еще держала

в грубеющей руке горячий глаз бокала.

..........................................

..........................................

Нечаянно иссяк вина последний атом

и мой ответный взгляд со дна повеял злом:

земного бденья льдом и разочарованьем,

усталой болью чувств и абсолютным знаньем.

И я, бокал разбив, спастись пыталась бегом,

но листопад меня засыпал желтым снегом.

...........................................

...........................................

В пространстве время принимало форму праха

и сыпалось в спираль вселенского размаха.

И осень подала мне золотой бокал,

а в нем другой зрачок рождался и вскипал.

* * *

Покажу вам я мир сквозь прозрачную дверь.

Обнаженный и белый на солнечном шаре.

Там хрустальный паук соловьиную трель

ткет из вечера в творческом сладком угаре.

Этот мир. Он возник из цветочной пыльцы.

Там любой еле видимый штрих - совершенство

Там любовь выдыхают-вдыхают жильцы,

там змеится-струится из почвы блаженство.

Светит-греет добро вместо солнцев и лун,

водопад восхищенно поет "Аллилуйя".

Там бессмертный мужчина вневременно юн,

полногрудая женщина тигров целует.

Там прикованы зависть и злоба к скале,

утомленно трепещут дриады на ветках,

и на чашах цветов - как нектар - крем-брюле

и фруктовый кисель в приснопамятных реках.

Чешуится прибрежный жемчужный песок,

Божий лик отражается в зеркале магмы.

Вам туда не войти. Мир закрыт на замок.

Ключ - у грешной поэтки - у меня в диафрагме.

* * *

Ты чиркнул авторучкой по листу,

ты оцарапал белизну покоя,

родился штрих, бегущий в высоту,

В пучину неба или за тобою.

Твой штрих похож на линию руки,

на стебель розы, на изгиб улыбки,

на нерв,стучащий в потные виски,

на спинку маленькой волшебной рыбки.

Твой штрих - пушинка с птичьего крыла,

уздечка фаллоса, морщинка с горя,

диаметр пистолетного ствола,

ресничка солнышка на Черном море.

Он - лучик неприкаянной звезды,

кусочек буквы, составная взгляда,

рябинка на поверхности воды,

модель вселенной в нитях звукоряда.

* * *

1.* Я на фоне старинных песочных часов

2. В темнортутных трюмо непрерывно страдаю.

3. Своего Авраама встречаю с полей.

3. В черной зависти к Лие дрожу каждый вечер.

3. Иоанна Крестителя голову жду

на кровавом серебряном праздничном блюде.