– Я не знаю, кто эти люди, которых убили вот эти воины, о господин, повернувшись к Хабруру, - сказала Джейран.
– Они похитили меня у моего господина, а он человек, известный в своем городе, и он внесет за меня выкуп! Я убежала от них, а они погнались за мной. Вот и все, что у меня с ними было. А если бы я осталась на их стоянке еще немного, чтобы найти там свой изар, то уже стояла бы перед райским стражем Ридваном, о господин!

– Упоминали ли они при тебе имя Джубейра ибн Умейра?
– осведомился Хабрур.

– Нет, о господин.

– Может быть, кто-то из этих людей был родом из Хиры?

– Я не знаю, о господин.

– Она лжет!
– вмешался Алид.
– Здесь могли появиться только люди Джубейра ибн Умейра!

– Почему ты так решил, о сынок?
– удивленно спросил Хабрур.

– Ты же сам говорил, о дядюшка, что на этих скалах стоит крепость горных гулей - а какой разумный человек будет селиться возле этих людоедиц? Разве что бесноватый, клянусь Аллахом! Значит, здесь могут разъезжать только те, кто попал сюда случайно.

И он посмотрел на Джевана-курда, как бы гордясь перед ним своей сообразительностью, а тот улыбнулся мальчику, всем видом показывая полное одобрение.

– У похитителей может быть договор с горными гулями, о сынок, - сказал Хабрур.
– Они могут вместе преследовать добычу, и похитители возьмут то, что нужно им, а гули - то, что нужно им. И сказал прославленный Абу-Наср аль-Фараби в своем труде "Моральная политика", и повторил знаменитый Абу-Али ибн Сина в своем труде "Божественная политика"...

– Ради Аллаха, прервите эти речи!
– взмолился Джеван-курд.
– За нами по пятам идут полторы тысячи всадников, а вы принялись восхвалять аль-Фараби! Воистину, нам осталось только сойти с коней, сесть на коврах и продолжить ученые словопрения! Путь вдоль этих гор свободен, я сам убедился в этом, мы должны ехать, если хотим спасти свои шкуры, клянусь Аллахом!

– Может быть, ты скажешь еще, куда нам ехать, о Джеван?
– осведомился Хабрур, несколько недовольный тем, что прервали его блистательную речь. Разве ты нашел в этих местах большой и благоустроенный хан с крепкими стенами, где нас уже ждут с ужином?

– И с ужином, и с певицами, и с танцовщицами, о Хабрур!
– грубовато отвечал Джеван-курд.
– Но прикажи говорить Ахмеду - и он скажет тебе, что мы тут отыскали.

– Говори, о Ахмед, - не только приказал, сколько вежливо предложил Хабрур и обратился к молчаливому всаднику в золотой маске: - О аль-Хаддар, мы сейчас озабочены ночлегом. И Ахмед скажет, ге мы можем провести ночь.

Тот из всадников Джевана-курда, что посадил Джейран на круп его коня, вышел вперед и поклонился человеку, которого, оказывается, следовало называть еще и аль-Хаддаром.

– Мне пришлось жить в этих местах, о господин, и однажды я помогал искать пропавших коз, и здешние жители показали мне большую пещеру. Снизу вход в нее не виден, и домашние козы часто уходили туда, потому что там ночевали дикие козы, и они почему-то предпочитали диких самцов домашним...

– Сможем ли мы забраться туда вместе с лошадьми?
– невольно улыбнувшись, спросил Хабрур.

– Я полагаю, что сможем, о господин, - отвечал Ахмед.
– Каждый должен будет сам вести в поводу своего коня, потому что тропа там узкая. Если Аллах будет милостив, до наступления темноты мы войдем в пещеру.

– Вот у нас и есть место, где мы можем совершить вечернюю молитву и переночевать, о аль-Бакбук, - сказал огненнобородый Хабрур, обращаясь к человеку в золотой маске.
– Что ты скажешь о том, чтобы поехать к пещере?

Таинственный предводитель едва заметно пожал плечами.

– Нет ли у нас подходящих к случаю стихов, о Алид?
– осведомился Хабрур.

– Да, о дитя, вспомни какие-нибудь стихи!
– присоединился и Джеван-курд, приобняв мальчика.

И тот, гордый вниманием, красиво прочитал два бейта.

По важным делам гонца посылать не стоит; Сама лишь душа добра для себя желает.

И шея у львов крепка потому лишь стала, Что сами они все нужное им свершают.

– Замечательно, прекрасно, о Алид!
– воскликнул Джеван-курд, покосившись на аль-Кассара.
– Воистину, ты обрадовал наши души, клянусь Аллахом!

Но огненнобородый, тоже покосившись на загадочного предводителя, вздохнул.

– Даже стихи не радуют его, о Джеван, - негромко сказал он.
– Ну, да благословит Аллах, по коням!