Иллюстрация: Боб Доббс

Одна из наиболее занятных здешних псевдоцерквей хорошо известна и в Лондоне, это Церковь СубГения. Ее лучший слоган — совершеннейший идиотизм — «Намотай шерсть на свои глаза». Церковь была основана в 1978 году в Далласе Иваном Стэнгом (Дуглас Сан-Клер Смит). Дуг в обычной для себя художественной манере взял картинку из старого журнала, которая якобы олицетворяла собой американский «успех», добавил имя Боб Доббс и стал рассылать эту открытку всем подряд, рассказывая, что конец света наступит 5-го июля 1998 года, но если они пришлют вознаграждение священнику, то станут членами Церкви СубГения и в конце времен будут спасены пришельцами. Довольно забавная идея, состряпанная на скорую руку. Тысячи людей присылали ему деньги, Стэнг стал довольно богатым и знаменитым.

Картинка с Бобом Доббсом вскоре всплыла в американском андеграунде и получила распространение в английских фэнзинах (в основном в журналах об индустриальном искусстве, выпускаемых в Шеффилде и Манчестере, что неудивительно) и, как часто случается с подобными вещами, она сформировала необычную позицию аутсайдерского превосходства.

Я несколько двойственно относился к подобному мейл-арту. Оно выражает главную проблему большей части «альтернативного» искусства. Потому что оно в личном творческом отношении может быть полезно и забавно, и в других людях пробуждает стремление общаться и Производить, а не только Уничтожать. Также оно может дать одиноким людям ощущение, что они не одиноки, и направить по слегка «подрывному» пути самовыражения художников, которые слишком экстремальны, чтобы стать популярными на Корк-стрит или в галереях на Мелроуз-авеню, но, в конечном счете, это все, на что оно способно. Оно не может изменить чей-то мир.

Я — в Хейт-Эшбери-версии «Rough Trade». Играют «Scritti Politti», и я оказываюсь во временной петле. Когда-то лидер «скритов» Грин Гартсайд, затем миниатюра марксистского арт-сквоттера из Кэмдена — жаловался мне на те самые вещи, благодаря которым она стал знаменитым. Выпуск самодельных записей, кустарная почтовая рассылка пост-панкового поколения Джона Пила, рассылка отксерокопированных листовок, кассет, пластинок. Все это, говорит он, скучно. Это была слишком идеализированная, глупая, антисоциальная жизненная позиция устаревшего банального мира Блюза, Бэкона и Берроуза. Грин впадает в депрессию, спрашивает, есть ли у меня какие-нибудь наркотики (у меня нет), а по утру приходит в себя на больничной постели, и доктора хмуро говорят, что он чуть не умер. После выздоровления трясущийся Грин бросил марксизм и утратил веру, а «Утративший веру» стал новым хитовым синглом «скритов» и записью года для Джона Пила. Примерно так я себя чувствую здесь, на «Rough Trade».

Очень славные нуво-хиппи, которых я здесь встречаю, держат первое издание «Rapid Eye One» на стендах своих магазинов. Очень волосатый мужчина бросается ко мне, жмет руку, говоря, что это лучшее из всего, что он читал, за последние лет сто. Я чуть не падаю в обморок. На рекламной табличке, стоящей рядом с книжкой, они написали — «очень круто», и похоже этого достаточно. И тут я осознаю, что стал почти знаменитостью — люди просят у меня автографы!

Получить по утру почту и обнаружить «интересные» изображения на открытках от мейл-художников со всего мира поначалу очень приятно, но спустя время новизна сетевого общения — смутное чувство товарищества, эстетическое удовольствие от обнаружения почты, которая не является Официальным Запросом — проходит, и теперь большая часть всего этого отправляется прямиком в мусорное ведро. Это не означает ничего, кроме того, что в мире существуют миллионы таких же, как ты, неудовлетворенных, претенциозных ублюдков. Посмотрите на постеры и флаеры в «Rough Trade» и кофешопе, они все Такие, какими, как ты знаешь, они и должны быть. «Дадаистские» нарезки и коллажи, повторяющиеся фотографии, на некоторых даже проставлены штампы, которые мейл-артисты, в жалкой погоне за официальностью, сотворили для себя. Но мне это все кажется пустой стилизацией, вдохновленной движением Альтернативного Искусства, неотъемлемой частью которого и является Мейл-арт. Графический отдел революции. Но, в самом деле, какая польза от кучки людей, любящих посылать друг другу открытки? Я родился за месяц до начала 60-х, и, возможно, уже слишком стар, слишком глуп или слишком циничен, но я считаю, что если эти образы не говорят ни о чем, кроме как о некой туманной «альтернативной» позиции, если они не привносят немного света в эту удушливую темноту, значит, как говорят местные, это хреновая идея.

Мой друг в Лондоне (весьма недооцененный художник Николас Слэгг) сделал себе татуировку под обеими подмышками. Он любит демонстрировать ее в ресторанах, полных туристов. В одной подмышке — слово «Да». В другой — слово «Да». Отличная татуировка. Хорошая шутка для вечеринки. Возможно, для некоторых Дада — Бог, помогающий миллионам людей справляться с Повседневностью каким-то скромным, но изощренным способом, но здесь, сейчас, Дада — мертвая лошадь, или мертвая собака.

Абсурдности, как и протеста, как и перестановки, более недостаточно. Мертвая Собака или любая другая гниющая туша, если уж на то пошло в этом отношении, была полезна для активистского искусства в 1928 году, и в обществе, зависящем от животных (живых, но, что гораздо важнее, мертвых) в качестве традиционного арт-посредника, как часть полотна. Особенно это распространено в Америке, где корова, идущая на бифштексы, почти такая же священная икона, как Христос (отсюда, полагают некоторые, феномен таинственных расчленений скота на Среднем Западе, о чем говорится в другом месте этого издания). Здесь, в Калифорнии, имеется Марк Полайн, творящий автоматы из дохлых животных, Серрано (куда ж без него), работающий с тушами животных и все способы стилизованного надругательства над животными, столь любимые порочными безнравственными дадаистами со времен большого любителя перьев и меха, сюрреалиста Макса Эрнста.

Теперь, хотя должно быть ясно, что подавляющая часть активистского искусства неспособно перевернуть ничего, кроме ранее существовавших художественных традиций и, в случае с мертвыми животными, может лишь продолжать нахлестывать всю ту же старую лошадь, или собаку.

Широко разрекламированные дадаисты из Залива, возглавляемые такими людьми, как редактор «Vile» Анна Банана, были, очевидно, изрядно разочарованы, узнав, что означает Дада. Местный художник-шутник Монте Казазза, как мне говорили, однажды взял на себя смелость продемонстрировать это им.

Фото: Монте Казазза

Во время одного обычного общественного сборища старый весельчак Монте обрядился в военную форму и достал заряженный револьвер. Когда собравшиеся радикалы расселись по местам, он извлек из портфеля дохлую кошку, швырнул ее на ковер, поджег, а затем ушел, заперев дверь. Еще одно мертвое животное. Имеет ли это отношение к Дада? Я не понимаю фишки.

На Востоке, в Балтиморе, член Церкви СубГения Майкл Толсон (иначе называемый «экспериментальный сортир») наделал шуму своим творением «Писающая собака/Какающая собака», в котором был задействован сам Майкл, с обнаженными гениталиями, но при этом загримированный, избивавший два собачих трупа, свисающих с потолка железнодорожного туннеля (прекрасный индустриальный акустический штрих). Ничего удивительного, что Толсон был арестован по обвинению, которое без сомнения он и хотел на себя навлечь, выставил себя полным идиотом и отделался условным сроком. Ага, чувак, вот такое странное здесь искусство.

Большая часть американского альтернативного концептуального искусства Америки 80-х годов вдохновлена «Флексусом», полностью исчезнувшим в 70-е. Хотя в группе было и несколько англичан, она преимущественно состояла из американцев и немцев, ее центр, что неудивительно, находился в Дюссельдорфе. Йозеф Бойс, разумеется, был самым знаменитым членом, но в группу также входили Йоко Оно, Дик Хиггинс, Эмили Уильямс, Роберт Филиоу, Ла Монте Янг, Даниэль Споэрри и дерьмовый корейско-американский видео-художник Нам Юн Пейк (прославившийся тем, что отрезал галстук у Джона Кейджа). Манифест группы, написанный Джорджем Мациунасом, гласил, что Флексус — не-художественная группа, чье искусство строится на развлечении/удивлении, и не притязает на значительность, индивидуальность, мастерство и исключительность, которые доминируют в высоком искусстве наших дней. По-моему, это звучит прекрасно. У истоков стоит Марсель Дюшамп.