После этих слов я снял «выигранные» очки и стал их внимательно разглядывать. Но так ничего особенного в них не нашёл, если не брать в расчёт две светлые точки в верхних углах оправы рядом со стёклами. У меня всё внутри кипело, ярость бушевала, словно неудержимый ураган.

Ведущий тем временем продолжал:

– Запись разговоров осуществлялась через микрофон, находящийся внутри ваших часов. А теперь наступает момент истины. Для начала руководство проекта приносит свои глубочайшие извинения главному герою за всё пережитое по нашей вине, а также за то, что всё это время держали его в неведении. Справедливости ради мы просто обязаны дать ему компенсацию, – Ведущий взял со столика лист бумаги и показал его на всеобщее обозрение. – В руках я держу миллионный контракт на издание первой книги творчества Алексея Семёнова. Ему осталось лишь поставить подпись. Прошу вас, мистер Герой нашего времени.

Я молча направился к Казакову с безучастным видом, надеюсь, что оно именно так и выглядело, потому что в душе у меня творилось такое чувство – смешанное в коктейль, куда входило основное – это переполненное озлобление, повторюсь, ненависть, раздиравшая невыносимо, буйство и ма-аленькая радость по поводу того, чего я так долго ждал, меня теперь ПРОЧИТАЮТ.

Я расписался в контракте. Ведущий продолжал общение с публикой. Я направился к Евгению:

– Я этого от тебя не ожидал.

– Подумай сам, где бы ты взял на это деньги. Так или иначе, твоя мечта осуществилась. Не побоюсь этого слова благодаря тебе.

– И тебе тоже, – и я врезал ему в левый глаз...

Раздражённый я, быстрым шагом вышел из здания, где снимали окончание шоу «Игра». За мной рысью вылетел Меньшиков.

– Давай, поговорим, друг! – крикнул он мне и, догнав, схватил меня за руку.

Я резко отдёрнул его ладонь.

– Пошёл к чёрту. Ты мне не друг!

– Вот значит, какая твоя благодарность за всё, что я для тебя сделал. Выходит, пригрел я змею на груди. Гадюку! – едва не крича, говорил Евгений.

Я шёл вперёд, не оборачиваясь, стараясь не обращать внимания на его вопли, ступал всё ускоряя шаг. Журналюга следовал за мной, не отставая, я стремился не замечать его.

– Ты что? Такой обиженный, да? А не трут ли тебе случайно карман бабки, которые ты так шустро заграбастал? – съязвил Меньшиков.

Как мне захотелось тут же швырнуть контракт в морду, этому подонку, но нет... Я взял себя в руки: так поступать нельзя, потому что я его заработал ценой собственных страданий.

– Эти деньги, сука, цена моих мучений, ты к ним никого отношения не имеешь! – заявил я.

– Ну, ясно. Ты жертва у нас, а другие дерьмо собачье, я тебя понял, – сказал Евгений злобно.

– Отвали от меня, Чума проклятая, – крикнул я, развернувшись. Меньшиков схватил меня за грудки, здоровый гад.

– Сволочь ты Лёня! Морду бы тебе набить скотине, но всё же друг ты мне, – проорал он.

– А ты мне – НЕТ, понял!

– А ну и х...й с тобой! – залепил Меньшиков, грубо отшвырнув меня в сторону.

Я пошёл прочь, а мой пофигист-товарищ крикнув вслед ещё пару ругательств, вернулся на студию.

Быстро забрав портфель, Меньшиков сел в свою машину и всю дорогу до дома, как чёрт, злился на Леонида, отчего рулевому колесу иногда доставалось. Пока, наконец, оказавшись в родных стенах, он расслабился. Налил вина, включил проигрыватель компакт-дисков, зарядил музыку «ДДТ» с любимой песней «Контрреволюция», и приятная мелодия растворила его злобу. Евгений успокаивался лёжа на диване, потягивая вино, стараясь забыть произошедший инцидент. Он по нескольку раз подряд переслушивал эту песню.

Заметно опьяневший мужчина пошатывающейся походкой подошёл к барной стойке.

– Мне д-двойной мартини, – заказал он сбившимся голосом и, получив заказ, той же нетвёрдой походкой направился к своему месту. Держа в руке бокал, Меньшиков споткнулся о коварную бутылку из-под водки, неизвестно откуда взявшуюся. Упал. Но выпивку не разлил, ни капли, гордо выставив бокал с мартини над собой. Матерясь, приподнялся и плюхнулся на стул. Евгений в очередной раз осмотрел пристальным взором танцевальную площадку развлекательного центра, где отрывалась молодёжь, в частности, девушки.

«Вот, суки! Кто-то из вас мне, наверно, пузырь подкинул. Замести бы вас всех сейчас, да в морозилку запихнуть, я бы посмотрел, как бы вы там танцевали?!», – коварно проворчал в душе Меньшиков.

За спиной у него, в соседнем зале, загоняли бильярдные шары.

Его мутноватый взгляд пополз по широкой стене, критично оценивая вывешенные репродукции Малевича «Супрематизм», Кандинского «Композиция №20», Миро «Собака, лающая на луну» и так далее.

– Ну и дерьмо, – сделал вывод Евгений. – Каким образом эта гадость умудрилась записаться в мировые шедевры? Смотреть противно, а стоит миллионы, – его мысли в слух перенеслись в другое русло. И хотя, он не хотел, чтобы они посещали его, тяжёлые думы всё равно бесцеремонно взломали душу. Дело в том, что Меньшиков после ссоры с Алексеем, едва не поседевшим, чувствовал неукротимое присутствие вины. Он сам до конца не желал верить в это, но рассвирепевшая совесть вынудила пофигиста признать очевидное.