Когда я подошел ближе, он открыл глаза, ломая блаженную иллюзию.

Ангел не мог иметь такие умные глаза, как у Алверона.

– Я полагаю, ваша светлость в добром здравии?
– Вежливо спросил я.

– Справляюсь,- ответил он.

Но это была просто безликая фраза, не сказавшая мне ничего.

– Как вы себя чувствуете?
– спросил я как можно более серьёзным тоном.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, давая понять, что не одобряет моей фамильярности, затем сказал:

– Старым.

Я чувствую себя старым и больным.
– Он глубоко вздохнул.

– Но всё же, я чувствую себя лучше, чем было несколько дней назад.

Небольшая боль и я сильно устал.

Но я чувствую себя...

очищенным.

Думаю, что я пережил кризис.

Я не спрашивал о прошедшей ночи.

– Хотите, я смешаю вам еще чаю?

– Пожалуйста.
– Его тон был вымерен и вежлив.

Не пытаясь угадать его настроение, я поспешил с приготовлениями и вручил ему его чашку.

Попробовав, он взглянул на меня.

– Его вкус отличается.

– Там нет опиума,- объяснил я.

– Слишком много было бы вредно для вашей светлости.

Ваше тело начнет зависеть от него так же, как оно жаждало офалум.

Он кивнул.

– Вы можете заметить, мои птицы чувствуют себя хорошо,- сказал он слишком небрежным тоном.

Я посмотрел в дверной проем и увидел, как колибри шныряют в своей позолоченной клетке, живые, как никогда.

Я почувствовал холод от его комментария.

Он всё ещё не верил, что Кадикус отравлял его.

Я был слишком ошеломлен, чтобы сразу ответить, но спустя пару мгновений мне удалось сказать: - Их здоровье меня не занимает настолько, насколько ваше.

Вам действительно лучше, не так ли, ваша светлость?

– Это природа моей болезни.

Она приходит и уходит.
– Маер поставил свою чашку с чаем, еще полную на три четверти.

В конечном счете она исчезает полностью, и Кадикус волен идти слоняться месяцами, собирая компоненты для его заклинаний и склянок.

Кстати говоря,- сказал он, складывая руки на коленях.

– Не окажете ли вы мне любезность забрать мое лекарство у Кадикуса?

– Конечно, ваша светлость.
– Я натянуто улыбнулся, стараясь не замечать растущее в моей груди беспокойство.

Я прибрал беспорядок, который навел готовя чай, засовывая пакеты и связки трав обратно в карманы моего бордового плаща.

Маер милостиво кивнул, а потом закрыл глаза и, казалось, вновь погрузился в пучину спокойного, солнечного сна.

– Наш молодой историк!
– сказал Кадикус, приглашая жестом меня внутрь и предложил мне сесть.

– Если вы меня извините на минуту, я сейчас вернусь.

Я погрузился в мягкий стул и только тогда заметил множество колец на соседнем столе.

У Кадикуса их было столь много, что он сделал для них стойки.

Каждое было выставлено именем наружу.

Их было очень много, серебряных, железных и золотых.

Оба моих золотых кольца и одно железное Алверона лежали на маленьком подносе на столе.

Я забрал их, подмечая такой довольно изящный способ бессовестного предложения возврата колец.

Я осмотрел большую комнату башни в немом любопытстве.

Какой возможный мотив мог быть у него для отравления Маера?

В отсутствие доступа к Университету, само по себе это место было мечтой каждого арканиста.

Из любопытства, я поднялся на ноги и побрел к его книжным полкам.

У Кадикуса была приличная библиотека, содержавшая около сотни книг, заполняющих всё пространство.

Многие из названий я узнал.

Некоторые из них были химической литературой.

Некоторые алхимические.

Другие рассматривали естественные науки, гербологию, физиологию, бестиарий.

Подавляющее большинство носили исторический характер.

Мысль закралась ко мне.

Возможно, я смогу заставить местные винтийские суеверия работать в свою пользу.

Если Кадикус был серьезным ученым, и хотя бы наполовину суеверен как коренной винтиец, он может знать кое-что о чандрианах.