– Что ты вообще можешь знать, ты глупая...

Я чуть не откусил себе кончик языка, чтобы не выкрикнуть слово шлюха.

– Ты думаешь, что знаешь все, не так ли?
– Потребовала она.

– Ты был в Университете и думаешь, что все остальные...

– Прекращай искать оправдания для своего огорчения и слушай меня!
– отрезал я.

Слова текли из меня, как расплавленное железо.

– Ты злишься, как избалованная девчонка.

– Не смей, - она ткнула в меня пальцем.

– Не говори со мной как с какой нибудь глупой девочкой с фермы.

Я знаю вещи которым не обучают в твоем драгоценном Университете.

Тайные вещи!

Я не дура!

– Но ты ведешь себя как дура!
– Я кричал так громко, что слова c болью вырывались из глотки.

– Ты никак не заткнешься, чтобы послушать меня!

Я пытаюсь тебе помочь!

Денну накрыло холодное молчание.

Ее глаза были твердыми и хладнокровными.

– Это всё, что ты хотел сказать?
– сказала она холодно.

Ее пальцы двигались в волосах, каждое их движение выдавало охватившее ее раздражение.

Она расплетала свои косички, распрямляла их, потом рассеянно сплетала другим способом.

– Ты жалеешь, что я не приняла твою помощь.

Ты не можешь вынести, что я не позволяю тебе исправлять каждую мелочь в моей жизни, не так ли?

– Хорошо, возможно кто-то и должен исправить твою жизнь, - прохрипел я.

– До сих пор ты наворотила в ней немалого беспорядка, не так ли?

Она продолжала сидеть очень тихо, прожигая меня яростным взглядом.

– Что дает тебе основания полагать, что ты что-то знаешь о моей жизни?

– Я знаю, что ты так боишься любого человека находящегося рядом, что не можешь остаться в одной кровати четыре дня подряд, - сказал я, едва ли понимая то, что говорил.

Гневные слова лились из меня, как кровь из раны.

– Я знаю, что ты всю свою жизнь сжигаешь за собой мосты.

Я знаю, что ты решаешь свои проблемы убегая...

– Все равно, что заставляет тебя думать, что твои советы стоят хоть чего-нибудь?
– вспыхнула Денна.

– Полгода назад твои ноги были в грязи.

Косматые волосы и только три изношенных рубашки.

Не было ни одного благородного человека в сотнях миль от Имре, который бы помочился на тебя, если бы ты был в огне.

Тебе пришлось ехать за тысячу миль, чтобы получить шанс найти себе покровителя.

Мое лицо покраснело от стыда после ее упоминания о тех трех рубашках, и я почувствовал, что снова вспыхнул.

– Ты, конечно, права, - сказал я язвительно.

– Ты гораздо лучше.

– Я уверен, что твой покровитель был бы совершенно счастлив помочиться на тебя...

– Вот теперь мы подошли к главному, - сказала она, поднимая руки в воздух.

– Ты не любишь моего покровителя, потому что ты можешь дать мне лучшего.

– Тебе не понравилась моя песня, потому, что она отличается от того, что ты знаешь.
– она потянулась к футляру от арфы, ее движения были натянуты и злы.

– Ты точно такой же , как остальные.

– Я пытаюсь тебе помочь!

– Ты пытаетешься удержать меня, - сказала Денна, решительно убирая свою арфу.

– Ты пытаешься купить меня.

Устраивать мою жизнь.

Ты пытаешься заботиться обо мне, как будто я твое домашнее животное.

Как будто я твой верный пес.

– Я никогда не думал о тебе как о собаке, - сказал я, улыбаясь ей яркой, хрупкой улыбкой.

– Собака знает, как надо слушать.

У собаки достаточно ума, чтобы не кусать руку, которая пытается помочь.

Наш спор зашел слишком далеко.

В этой части истории я испытываю желание солгать.

Сказать, что я говорил эти вещи в неудержимой ярости.

Что я был поражен горем от воспоминаний о своей убитой семье.

Я испытываю желание сказать, что я чувствовал вкус сливы и мускатного ореха во рту.

Тогда у меня было бы хоть какое-то оправдание.

Но это были мои слова.

В конце-концов, я был тем, кто все это сказал.

Только я.

Денна отплатила той же монетой, обидно, неистово и остроумно, как и я.

Мы оба были горды, сердиты и исполнены непоколебимой уверенностью юности.

Мы сказали вещи, которые никогда не сказали бы в другой ситуации, и когда мы уходили, мы уходили порознь.