– Приходи по первой звезде к Перунову ключу:

Одета она была не по-боярски - в простеньком полушубке, валенках и платке, но от этого казалась Роману еще милее.

– Здравствуй, добрый молодец, - голосок её дрожал от волнения.
– Поди, замерз?

– С утра жду, - ответил Роман.

– Как так?
– удивилась Анюта, наивно поверив.

– Ты сказала "по первой звезде", а не сказала, когда. То ли когда потухнет, то ли когда загорится.

Боярышня засмеялась звонко, но потом с опаской прикрыла рот ладошкой, и тут Роман заметил, что она без рукавичек.

– Позабыла в спешке, - объяснила Анюта.

Роман взял ее сопротивляющиеся руки в свои и стал греть. Румяные от мороза щеки боярышни зарделись еще больше.

– Как птичку держишь, - сказала она, уже не пытаясь освободиться...

Яркие зимние звезды с любопытством смотрели вниз. Через много лет они будут слагаться все в те же созвездия, не изменив своего положения на небе. Что им несколько столетий? А вот от человека, даже от такого, как Анюта, и крохотной памяти не останется...

– Ишь, скорый какой, - засмеялась боярышня, вырвавшись из рук Романа и отбежав в сторону.
– Не жених еще, чтобы целоваться. Вот сватов пришлешь...

Со стороны Княжьей дороги послышалось басовитое покашливание верного дворового.

– Никак твоя черноризка? Голосом с морозу погустела.

– Та на печи десятый сон видит, меня от доброго молодца охраняя, - засмеялась Анюта и уже с грустью продолжила:

– Пора мне, Ромша. И так своевольничаю. Не дай Бог, батюшка узнает: Завтра придешь ли?..

Но на следующий вечер Анюта к Перунову ключу не пришла: Едва дождавшись утра, Роман направился в город и битый час крутился под окнами хором боярина Седоватого, пока за замерзшими стеклами не увидел знакомое лицо - заплаканное и невеселое. Увидел всего на мгновение - кто-то властно отстранил боярышню от окна, после чего показалась бородатая физиономия ее отца. Боярин мельком посмотрел на Романа и сказал что-то в глубину комнаты.

Через некоторое время тяжелая калитка боярского двора со скрипом отворилась, пропустив троих дюжих мужиков, которые неторопливо пошли в сторону Романа.

– Чего ошиваешься, паря?
– недружелюбно спросил один из них, похлопывая плеткой по сапогу.
– Топай восвояси, а то шею намнём.

Случись это полугодом раньше, Роман постарался бы избежать стычки или хотя бы не начинать драку первым. Но сейчас он был почти дружинник, и защищать должен был не только свою честь, но и честь воинского братства, готового принять его в свои ряды.

Роман сбросил полушубок и засучил рукава рубахи:

– Попробуй.

Дворовые знали, с кем имеют дело, а потому решительности не проявляли. Один из них нырнул в калитку и скоро вернулся еще с двумя мордоворотами.

Но тут из-за угла выехало пятеро конных гридней во главе с седоусым старшим.

– Подсобить, Ромша? В самый раз погреться.

Гридни уже готовы были спешиться, но старший жестом их остановил и обратился к дворовым:

– Скажите спасибо, что боярину Никите служите. Мы бы вам целых костей поубавили.

Дворовые ретировались, и гридни с посвистом и со смехом поехали дальше: Роман собрался уходить, когда из ворот вышел еще один дворовый и, знакомо басовито кашлянув, сообщил миролюбиво:

– Тебя боярин Никита к себе кличет.

...Никита Седоватый своему родовому прозвищу совсем не соответствовал - у него черная, как у цыгана, борода и такие же черные, без проседи, волосы. Лет ему не больше сорока, роста был немалого, худощавый, с длинными, сильными руками. Одет по-домашнему просто, так же прост был и дубовый стол, за которым он сидел.

Седоватый оценивающе оглядел Романа:

– Как это ты дочку мою приворожить сумел?

– Сам по ней сохну, - сознался Роман.

– Ну, еще бы не сох, - усмехнулся боярин.
– Батька приданное богатое отвалит и зятька к делу приставит. Ай нет?

Роман решил, что терять ему нечего. Надо добиваться своего:

– Слыхал я, боярин, что чин высокий к тебе не от отца с матерью перешел. Своим умом и силою добился... И что жену свою, мать боярышни Анюты, ты по несогласию ее отца силой увез. Твоему примеру и последую.