.. .. .. .. .. 19 . . г.

Вчера мы с Шустовым решили, что [этот] момент в нашей работе настолько важный, что необходимо его исследовать до самого конца. Для этого надо доделать начатую нами сцену из “Отелло”. Быть может, на ней мы сможем проследить творческую работу двигателей психической жизни.

Вот почему сегодня мы снова сошлись у меня на квартире с Шустовым, чтобы дофантазировать предлагаемые обстоятельства и установить вытекающие из них задачи по всей нашей сцене.

Нам удалось сделать сегодня много, но не все. Слишком сложно и долго записывать то, что говорилось, к тому же я устал и хочу спать.

.. .. .. .. .. 19 . . г.

Завтра урок Торцова. Поэтому сегодня мы опять работали у меня с Шустовым над предлагаемыми обстоятельствами и задачами нашей сцены из “Отелло”.

Нам удалось не только пройти ее до конца, но и повторить все, что было сделано раньше. В результате линия предлагаемых обстоятельств и задач вышла в достаточной степени внутренне насыщенной.

Большая работа!

Необходимо, чтоб ее просмотрел Аркадий Николаевич.

Неужели же нам не удастся настоять на том, чтоб он нас проверил завтра на уроке?

Досадно будет, если наш труд пропадет даром и нам не удастся до конца выяснить то, что мы как будто бы начинаем усваивать!

.. .. .. .. .. 19 . . г.

Торцов не заставил себя просить. Он сам предложил нам повторить сцену из “Отелло”, и мы опять играли ее.

Но, к полному нашему недоумению, на этот раз успеха не было, несмотря на превосходное самочувствие во время исполнения отрывка.

— Пусть это не смущает вас, — сказал нам Аркадий Николаевич, когда мы признались ему в нашем разочаровании. — Это произошло потому, что вы перегрузили текст. Тогда после показанного спектакля “Отелло” я бранил вас за то, что вы выплевывали слова роли, точно ненужную шелуху4. Сегодня же, напротив, вы излишне тяжелили текст, перегружая его слишком сложным и детальным подтекстом.

Когда слово содержательно и внутренне насыщенно, оно становится увесистым и произносится медленно. Это происходит в тех случаях, когда актер начинает дорожить текстом, чтобы пропускать через него наибольшее количество внутренних ощущений, чувств, мыслей, зрительных видений, словом, весь созданный внутри подтекст.

Пустое слово сыплется, как горох из решета, — насыщенное слово поворачивается медленно, точно шар, наполненный ртутью.

Но, повторяю, пусть это не смущает вас, а, напротив, радует, — ободрил он нас тут же. — Самое трудное в нашем деле — создать содержательный подтекст. Вам это удалось в большей мере, чем надо. Поэтому и создалась перегрузка, но от времени и вживания внутренняя сущность текста осядет, утрамбуется, откристаллизуется, сделается компактнее и, не теряя насыщенности, будет передаваться легко, без лишней задержки.

.. .. .. .. .. 19 . . г.

Неожиданная встреча!

Сегодня я случайно зашел в кофейню Филиппова и застал там Шустова и Александра Павловича Снежинского. Они сидели за маленьким столом и с увлечением о чем-то говорили. Горничная и сам метрдотель, который еще недавно выпроваживал отсюда милого чудака в ермолке, теперь суетились и окружали его трогательным вниманием.

Это потому, что Александр Павлович был трезв, а в таком состоянии его нельзя не любить; он бесконечно обаятелен.

Я подсел к его столику и слушал, что он говорил.

— Вы сказали: и_н_о_г_д_а. Почему же иногда? — спрашивал Александр Павлович Шустова.

— Потому, — отвечал тот, — что до сих пор мы всегда имели дело с бессловесными этюдами, вроде топки камина, сжигания денег и проч. В них мы лишь и_н_о_г_д_а прибегали к помощи речи, когда нам необходимо было говорить, когда к этому сама собой являлась потребность. В остальное время мы начинали с з_а_д_а_ч_и, то есть с хотения и воли, которые зарождались тоже интуитивно, почти или совсем бессознательно, или, наконец, их просто заказывал нам сам Торцов.

Сегодня же впервые мы имели дело с готовым текстом. Я, конечно, не считаю показного спектакля “Отелло”. Это было дилетантство, о котором нельзя серьезно говорить.

В довершение всего Аркадий Николаевич потребовал от нас сегодня, чтобы мы начинали не с х_о_т_е_н_и_я и в_о_л_и, как раньше, а с анализа текста умом. Он должен в первую очередь расшифровать п_р_о_т_о_к_о_л_ь_н_ы_е м_ы_с_л_и поэта, угадать ч_у_в_с_т_в_о-м_ы_с_л_ь, или подтекст произведения.

— Вот что!!! — поддакивал Снежинский с очаровательной улыбкой, которая поощряла к дальнейшей откровенности.