Шрифт:
– Да, да. Лично я с ним не знаком, но я знаю его в лицо и наслышан о нем. Ведь он – близкий друг нашего бригадного генерала.
– Близкий друг генерала?
– Да, сеньора, командира бригады, которая прибыла в этот район и сейчас размещена по разным местам.
– А где же сам генерал? – спросила сеньора.
– В Орбахосе.
– По-моему, он живет в доме Полавьеха,- заметил Хасинто.
– Ваш племянник,- продолжал Пинсон,- и генерал Ба-талья – близкие друзья; они друг друга очень любят, их постоянно можно увидеть вместе на улицах города.
– Ну, дружок, тогда я плохого мнения об этом генерале,- вставила донья Перфекта.
– Это… Это жалкий человек,- сказал Пинсон таким тоном, словно он из вежливости не осмеливался выразиться сильнее.
– Не говоря о присутствующих, сеньор Пинсон, и отдавая должное таким людям, как вы,- продолжала сеньора,- нельзя отрицать, что в испанской армии встречаются настолько неприятные типы…
– Наш генерал был превосходным офицером до того, как стал заниматься спиритизмом…
– Спиритизмом?!
– А… секта, которая вызывает призраков и домовых, используя для этого ножки столов…- рассмеялся священник.
– Из любопытства, из чистого любопытства,- подчеркнул Хасинто,- я заказал в Мадриде сочинения Аллана Кардека. Нужно знать обо всем.
– Возможно ли, чтобы такая глупость… Иисусе. Скажите-ка мне, Пинсон: мой племянник тоже из этой секты столовра-щателей?
– По-моему, это он посвятил в тайны спиритизма нашего бравого генерала Баталью.
– Боже мой!
– Да, да. Когда ему взбредет на ум,- заметил дон Иносен-сио, не в силах сдержать смех,- он будет разговаривать с Сократом, с апостолом Павлом, Сервантесом и Декартом, как я говорю с Либрадой: принеси, мол, мне спички. Бедный сеньор де Рей! Правду я говорил, что у него не все дома.
– Но вообще-то,- продолжал Пинсон,- наш генерал храбрый вояка. Его единственный недостаток – слишком большая суровость. Он так буквально понимает приказы правительства, что, если ему здесь будут противоречить, от него можно ждать всего – он камня на камне не оставит от Орбахосы. Да, предупреждаю вас: будьте осторожней.
– Это чудище всем нам голову снесет. Ах! Знаете, дон Ино-сенсио, приход войск напоминает мне то, что я когда-то читала о древних мучениках,- как римский проконсул являлся в какое-нибудь христианское селение…
– Сравнение точное,- промолвил исповедник, смотря на Пинсона поверх очков.
– Все это, конечно, печально; но раз дело действительно так обстоит, нужно говорить правду,- благодушно протянул Пинсон.- Уж теперь, государи мои, вы в наших руках.
– Местные власти,- возразил Хасинто,- действуют пока что превосходно.
– Я полагаю, что вы ошибаетесь,- ответил военный, за выражением лица которого с интересом следили донья Перфекта и исповедник.- Час назад алькальда Орбахосы сместили.
– Губернатор провинции?
– Губернатора сместил уполномоченный правительства, который, видимо, приехал сегодня утром. Все муниципалитеты прекращают свою работу. Так приказал министр. Он почему-то – уж не знаю почему – боялся, что они не будут оказывать поддержки центральной власти.
– Хороши же у нас дела,- пробормотал священник, сморщив лоб и выпятив нижнюю губу.
Донья Перфекта задумалась.
– Освобождены от должности также несколько судей первой инстанции, в том числе орбахосский судья.
– Судья! Перикито!.. Перикито уже не судья! – воскликнула донья Перфекта с таким выражением лица и таким голосом, словно ее укусила гадюка.
– Да, в Орбахосе уже нет прежнего судьи,- сказал Пип-сон.- Завтра прибудет новый.
– Чужак?
– Чужак!
– Может быть, это какой-нибудь плут… А старый был такой честный,- промолвила донья Перфекта, полная тревоги.- Чего, бывало, у него ни попрошу, сразу же сделает. Вы не знаете, кто будет алькальдом?
– Говорят, приедет коррехидор.
– Да лучше бы вы прямо сказали, что надвигается потоп, и дело с концом,- проговорил священник, вставая.
– Итак, мы отныне во власти сеньора генерала?
– Всего лишь на несколько дней, не более. Не сердитесь на меня, пожалуйста. Несмотря на форму, которую я ношу, я не люблю военщины; но нам велят бить… мы и бьем. Нет более мерзкой службы, чем наша.
– Что верно, то верно,- произнесла донья Перфекта с плохо скрываемой злобой.- Вы сами сознались… Итак, ни алькальда, ни судьи…