Она кивнула. Ее губы тоже шевельнулись, выговаривая: «Менедем?» Юноша низко поклонился, как мог бы поклониться одному из генералов Птолемея или Антигона.

Женщина улыбнулась. Ее зубы были очень белыми, как будто она особенно тщательно за ними следила. Она снова шевельнула губами, выговаривая еще что-то — Менедем не понял, что именно. Он постарался изобразить комическое удивление. Должно быть, это ему удалось, потому что Филлис подняла руку ко рту, чтобы удержаться от смеха. Потом повторила, более тщательно шевеля губами.

«Завтра ночью».

На этот раз Менедем понял, что она сказала.

Он послал женщине воздушный поцелуй, помахал рукой и поспешил прочь. Когда он оглянулся через плечо, заворачивая за угол, Филлис в окне уже не было.

«Ты сошел с ума!» Он услышал голос Соклея ясно, как наяву.

«Ты глупый, маленький, похотливый козел, и ты заслуживаешь того, что с тобой случится». Голос Соклея сменил полный злорадного предвкушения голос Филодема.

Но Менедему было плевать. Многие годы он делал все, чтобы не слушать Соклея, а его отец остался на Родосе.

«Если я смогу пробраться туда и получить, что мне надо, я это сделаю, клянусь грудями Афродиты!» Вот это уже был его собственный голос, и Менедем услышал его куда отчетливее, чем оба предыдущих.

Майбия смотрела на Соклея с расстояния в полторы ладони; кровать, которую они делили в доме Ламахия, была не слишком широка.

— Если уж ты богатый и все такое, — сказала она, — так почему бы ты не выкупить меня и не взять с собой?

Вообще-то резон в этом был. Соклей наслаждался обществом кельтской девушки даже больше, чем ожидал. А если сама Майбия не наслаждалась его обществом, то она искусно это скрывала.

Конечно, у шлюх в этом деле большой опыт. Какая из девушек в борделе не надеется однажды оттуда спастись, став игрушкой богатого человека? Соклей пробежал рукой по ее гладкому белому телу. Майбия замурлыкала и прижалась к нему.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал юноша.

— Есть? И теперь? — Майбия говорила на эллинском, не обращая внимания на все известные Соклею грамматические правила, но странным образом это лишь придавало ее речи изюминку. — И что это может быть такое?

— Это может быть все, что угодно, — ответил Соклей, дотошный, как всегда. — Это…

Он потянулся и поднял с утрамбованного земляного пола лежавший рядом с его туникой и сандалиями маленький сверток, завернутый в перевязанную шнурком шерстяную ткань.

— Вот, смотри. — Он протянул сверток Майбии.

Она завозилась, развязывая его; ее длинные пальцы с заостренными ногтями быстро справились с узлом.

— А-ах! — воскликнула девушка, увидев сережки. — Они золотые, теперь, или простые медь?

Прежде чем Соклей успел ответить, Майбия попробовала одну сережку на зуб и восхищенно взвизгнула.

— Конечно, золотые! Какой ты милый человек! Как я могу после благодарить тебя? Теперь?

— О, ты сумеешь что-нибудь придумать, — небрежно ответил Соклей, хотя его сердце заколотилось в предвкушении.

И Майбия действительно придумала. К тому времени как они закончили, юноша мечтал поскорей добраться до дома, рухнуть в постель и проспать очень, очень долго.

Когда Соклей натянул хитон, Майбия сказала:

— Ты мог бы делать это каждый день, если ты покупать мне теперь.

— Если я буду делать это каждый день, я вскоре свалюсь замертво, — ответил Соклей.

— Не такой большой, сильный мужчина, как твоя милость, — возразила кельтка, тряхнув головой так, что ее медные локоны разлетелись в разные стороны.

— Я сказал это, чтобы тебя похвалить, — объяснил Соклей.

В ответ Майбия оглядела кавалера из-под полуопущенных ресниц и принялась искушать его не уходить, каким бы пресыщенным он себя ни ощущал.

Теперь, удовлетворив зов плоти, родосец решил удовлетворить любопытство.

— Как ты стала рабыней? — спросил Соклей. — Почему ты не в Северной Италии, замужем за каким-нибудь кельтским воином?

— Я бы там быть, если бы не три римских торговца. Чтоб им сгореть, где они ни есть сейчас, — ответила она. — Я ухаживать в поле за коровами — это работа для молодого человека, но у моего отца не оставалось живых сыновей — когда римские воины пришли на дорогу. Они увидеть меня и решить — я стою больше того, что они собирались продавать. Они заманить меня ближе, спрашивая, где могут найти воды, потом схватили меня и унесли. Это было недалеко — увезти меня из страны кельтов, и они сделали так, прежде чем мужчины из моей деревни узнавали. Они изнасиловали меня, а потом продали и… — Она пожала плечами. — И вот я здесь.