Шрифт:
Понемногу слушатели начали хлопать в ладоши, топать ногами, требуя начала представления. Леофсиг топал вместе сосеми, но аплодировать не стал – для этого ему пришлось бы отпустить мягкие плечи Фельгильды. Та хлопала в ладоши и, сменив гнев на милость, прильнула к плечу кавалера.
Когда огни в зале погасли, оставив освещенной только эстраду, девушка зааплодировала еще сильней. Леофсиг гикнул восторженно и от избытка чувств чмокнул Фельгильду в губы. Глаза девушки засверкали. Леофсиг глупо ухмыльнулся. Голова у него кружилась, точно он выпил лишку. Вечер обещал быть прекрасным.
– Как здорово снова оказаться в Громхеорте! – крикнул Этельхельм в ликующую толпу. – Хотя по нынешние временам здорово оказаться хоть где-нибудь, честно вам скажу!
Леофсиг расхохотался. Пьянящее чувство свободы захватывало и его не раз на крутых поворотах судьбы. Этельхельм помахал залу рукой:
– Ну, раз уж мы все сегодня собрались здесь, можно и повеселиться!
– Да! – взревела толпа, заразив энтузиазмом и обоих влюбленных.
– Ну так поехали!
Этельхельм ударил в литавры, и оркестр завел бойкую мелодию. Фортвежские песни не строились на громовом гулком ритме, как музыка каунианских держав, но и не рассыпались в крошево звонких нот, лишенное гармонии, подобно альгарвейским танцам. На подобных мелодиях Леофсиг вырос и о других не мечтал.
Начал оркестр Этельхельма со старых, знакомых мелодий – обработок тех песен, что знакомы были еще отцу и деду Леофсига, и номеров, что принесли барабанщику и его товарищам известность. Некоторые слушатели пустились в пляс после первых же аккордов, но Леофсиг с Фельгильдой еще сидели, набираясь сил.
После очередного шквала аплодисментов оркестр завел другую мелодию.
– Это что-то новое! – разом воскликнули Леофсиг и Фельгильда, обернувшись друг к другу, и оба обратились в слух.
– И неважно, что сказать, Если нечего терять, И неважно, что решить, Коль не можешь возразить,– пел Этельхельм зло и хрипло.
Фельгильда нахмурила бровки:
– О чем эта песня?
– Понятия не имею, – без колебаний соврал Леофсиг и оглянулся невольно.
Да, дерзости певцу хватало – зато здравого смысла могло быть побольше. Где-нибудь среди зрителей непременно затесался альгарвейский соглядатай. Открыто спеть о том, каково живется в оккупированной стране, казалось Леофсигу великолепной дуростью: подобно тому, как фортвежская кавалерия неслась в атаку на альгарвейских бегемотов.
Он поднялся на ноги:
– Пойдем потанцуем?
– Ну ладно! – Фельгильда проворно вскочила. – Обычно мне тебя приходится вытаскивать.
Она шагнула в его объятья.
Танцуя, молодой человек позабыл о тревогах: он почти всерьез ожидал, что альгарвейские жандармы ворвутся сейчас в зал и уволокут Этельхельма вместе со всем оркестром в темницу. Потом Леофсиг сообразил, что бредит. Если Этельхельма схватят сейчас, дело кончится бунтом. Если рыжики захотят расправиться с музыкантами, это случится после концерта. Пока Этельхельм продолжает играть, он в безопасности.
Впрочем, об Этельхельме он волновался недолго. Фельгильда прильнула к своему кавалеру так, что его кафтан и ее платье мало не растаяли. Когда ладонь Леофсига накрыла ее ягодицу, девушка не взвизгнула возмущенно, а с мягким вздохом прижалась еще крепче.
– Здесь… можно, – прошептала она так тихо, что Леофиг и не услышал бы, если б губы ее не касались его уха.
Она была права. Никто в танцевальном зале не обратил бы внимания на слишком тесно обнявшуюся пару, потому что вокруг эстрады кружились десятки, сотни таких пар. Громхеортская молодежь, вырвавшись из-под присмотра родителей, развлекалась пока могла и как только могла.
Самые смелые вытворяли на танцплощадке такое, на что Леофсиг с Фельгильдой и без свидетелей-то не решились бы. Глаза у молодого человека пару раз вылезали на лоб. Этельхельму с эстрады все было видно прекрасно.
– Вернетесь домой – будут у вас неприятности, – предупредил он танцующих в перерыве между номерами и хрипло расхохотался.– Вот и славно, клянусь силами горними! Раз все равно вас пропесочат, так пускай это будет не зря. Коли родители, так или иначе, будут на вас кричать – дайте им повод!
Он махнул рукой, и оркестр завел новую мелодию – столь сладострастную, что несколько излишне увлекшихся парочек, не в силах сдержаться, выбежали из зала. Этельхельм расхохотался еще пуще. Леофсиг попытался незаметно направить Фельгильду к двери, но безуспешно. Девушка, возможно, и разогрелась немного, но еще не зажглась.