Никто во всем районе не одобрил действия прокурора, наоборот, каждый возмущался. Ринат Сулейманов, слышавший о Серене от Коровина много хорошего, все собиравшийся лично познакомиться и поговорить с Пророком, сказал Кайзерману в глаза:

– Ты что, скот, не мог вверх выстрелить? Или хотя бы в ногу?

Пустынножителя, бесхозного человека, похоронили. У него не было родных, чтобы предъявить иск убийце, которого лишь перевели в другой район на ту же должность. А через неделю приехавший в Советский Кирей Трофимович Коровин встретился с Павлом Котовым и передал ему записи, сделанные собственной рукой погибшего, и фотографию похорон отца анахорета. Нашел их в избушке несчастного.

– Вам это может пригодиться, как мне кажется, - сказал он. – Некоторые факты, что могут потребоваться мне, я переписал.

Узнав о подготовке этой рукописи, Павел Котов передал их автору, своему «доброму приятелю», каким был для Пушкина Евгений Онегин. Пусть же теперь страницы романа хранят текст, созданный, выражаясь опять же слогом вечно незабвенного Александра Сергеевича, «в глуши лесов сосновых».

ТЕТРАДЬ СЕРЕНИ ПРОРОКА

Я, Филиппов Иван Иванович, появился на свет 8 сентября 1939 года в Ленинграде. В деревне Лопотухе, недалеко от пушкинского Михайловского, родились мои отец Иван Трифонович и мать Ольга Христофоровна Филипповы, в тысяча девятьсот седьмом году. Русские. Члены партии с 1926 г.

Отец в 1936 г. окончил Ленинградский политехнический институт им. М. И. Калинина. Трудовую деятельность начал в 1923 г. рабочим на текстильной фабрике. В 1926-1927 гг. на комсомольской работе, затем учился. С 1936 г. на инженерно-технических должностях на бывшем «Красном путиловце», ставшем Кировским заводом; в 1939-1940 гг. секретарь его парткома. С 1940 г. секретарь Кировского райкома ВКП ( б ) Ленинграда, вскоре – секретарь горкома партии. С 1944 г. в аппарате ЦК ВКП ( б ). В 1947-1949 гг. сначала второй, а затем первый секретарь Краснопресненского райкома партии города Москвы.

Мама по профильному образованию учительница. Преподавала физику и математику. Трудилась в районо и гороно, комиссариате просвещения.

Мы, Филипповы, пережили вместе со всем населением северной столицы жуткую девятисотдневную блокаду, а спустя четыре года после войны – страшную семейную трагедию. Начались ужасные репрессии против коммунистов Лениграда и области, а также выходцев из них во всем Советском Союзе. Возникло так называемое «лениградское дело», а точнее его следовало бы назвать «русским делом». Только расстреляли около двухсот, тысячи посадили, отправили в лагеря, в ссылку, сняли с работы – в основном представителей самого многочисленного этноса: в высших эшелонах власти и на местах. Лучших партийных, советских, хозяйственных, военных кадров времен Великой Отечественной войны и восстановительного периода. Среди них – председатель Госплана СССР, заместитель председателя Совета Министров СССР, член Политбюро ЦК ВКП ( б ) Н. А. Вознесенский, член Оргбюро, секретарь ЦК А. А. Кузнецов ( первый секретарь Лениградского обкома и горкома партии в 1945-1946 гг. ), председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родионов, кандидат в члены ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП ( б ) П. С. Попков, второй секретарь Ленинградского горкома Я. Ф. Капустин, председатель Ленинградского горисполкома П. Г. Лазутин. Помимо Москвы и Ленинграда, массовые аресты руководящих русских людей прошли в Крыму, Рязани, Ярославле, Мурманске, Горьком, Таллине, Пскове, Новгороде, Петрозаводске…

Моему отцу предложили застрелиться самому. Тогда, мол, похороним с почетом и детей не бросим: вырастим, дадим образование, получат специальности в соответствии со склонностями. Он так и поступил. Гроб родителя на фотографии, которую храню, утопает в цветах. Мать не перенесла его смерти, умерла от разрыва сердца.

Я имел старших брата Сидора и сестру Татьяну, младший братишка Сережа умер в грудном возрасте в период блокады. Время сначала разбросало меня, Сидора и Таню в разные стороны, а теперь я остался один на свете. За плечами детдом на Урале, техникум, два года института, должность главного инженера на элеваторе им. А. Д. Цюрупы, что стоит на второй Сокольнической улице в столице. А потом три года сидел без приговора. «За язык». То есть пытался разобраться в подлинных причинах гибели отца, его товарищей, вообще русских руководителей фронтового поколения. Мой «фонтан» решили заткнуть, изолировав от общества. Отстали лишь после июньского ( 1957 г. ) Пленума ЦК, когда Г. М. Маленков был выведен из состава Президиума ЦК, самого ЦК и направлен на работу директором Усть-Каменогорской ГЭС и Экибастузской ТЭЦ. Ведь именно он готовил истребительные документы «ленинградского дела», делал обоснования репрессий против победителей, доклады, а затем уничтожал следы своего каннибальства. Конечно, следил, чтобы такие, как я, помалкивали.

Мне осточертело всегдашнее негодяйство, потому и оказался в тайге «сам с собой». Пусть сумбурно, но запишу то, что удалось узнать о крайней жестокости притеснителей моего народа. Буду фиксировать на бумаге приходящие в голову думы, так или иначе связанные с самоубийством отца, смертью матери, потерями братьев и сестры, отвратительным опытом репрессий двадцатого века на нашей Родине, разгромом семей вообще, демографической деградацией.

Интересно происхождение словосочетания «Сереня Пророк», которого меня удостоили здесь. Я сказал ханту, первому человеку-охотнику, встреченному в местной тайге, что пришел к нему по «сереню». Так в Лопотухе, деревне родителей, называют снежный наст. Это было в марте, и серень ( в словаре В. И. Даля – «серен», без мягкого знака ) держал, не проламывался. А мой первый таежный знакомый, потом друг, видно, не разобравшись, начал меня называть Сереней, что мне очень понравилось. Я как бы в честь умершего в сорок первом братика вдруг был так же назван. Прямо судьба!

А Пророком вашего покорного слугу, Ивана Ивановича Филиппова, стали называть после одного сбывшегося моего предсказания. Тут есть овраг Мамонтово кладбише, недалеко от Арантура, где захоронено огромное количество звериных костей. Но не останков мамонтов, как сразу хочется подумать, а - бобров, соболей, оленей, лосей… Сбрасывал их сюда Мамонтов Чингиз Прохорович, родившийся в Нахичевани, проживавший потом в Баку, а на Тюменщину прибывший в качестве начальника снабжения геологических партий, искавших здесь нефть. И в конце концов нашедших ее. Так вот этот Чингиз Прохорович оказался величайшим браконьером.

В 1929-1951 гг. существовал Кондо-Сосьвинский государственный боброво-соболиный охотничий заповедник площадью около восьмиста тысяч гектаров. Он восстановил охотничье-промысловых животных северо-запада Сибири, а ликвидирован был совершенно неожиданно и абсолютно волевым путем. Как будто это было сделано специально под мамонтовых, чтобы они развернул здесь свой крупноворовской промысел. В их распоряжении было сколь им нужно вертолетов. Под видом геологов Чингиз Прохорович забрасывал в любую точку охотников и истреблял, истреблял, истреблял ценных животных. Примерно две тысячи только бобров уничтожил. А спохватились, когда их здесь осталось всего двести особей. Анализируя факты и догадываясь, какое место занимает в иерархии тоговой мафии СССР и советского Востока Мамонтов Ч. П., кстати, имеющий по нефтяным делам профильное высшее образование, как он связан с партийно-советской камарильей, как он стал первым секретарем сначала окружкома, а затем обкома КПСС, я как-то сказал: «Чингиз Прохорович скоро будет министром нефтяной промышленности». И – как в воду глядел. Через месяц Мамонтов был назначен на эту должность. А меня стали величать Сереней Пророком.