Ринулся туда, не зная

Ни район, ни советчан.

Возвратившись, вспоминаю

Я добром просторы края,

За пять лет не заскучал.

Да, я стал самим собою –

Крепкий дух, спокойный вид.

Я с народною душою

И народною судьбою

Был в Советском прочно слит.

Г и м н м о л о д е ж и

Многотрудные эпохи

Молодости по плечу.

Пусть лишения, пусть плохо –

Не привыкла ахать, охать,

Не сгибается ничуть.

Смело меряется силой

С бурей снежною, грозой.

Не пугает вой звериный,

Неурядиц лабиринты

Молодости боевой.

В этих качествах достойной

Убеждался много раз.

Не в сосновом лишь озоне –

На ударных новостройках

Всюду свет ее не гас.

Да и только ль на ударных?

Ну, а космос, море, спорт?

Век вам, девушки и парни,

За бесстрашье благодарен,

Нежность, искренность, задор.

Молодежи доверяя

В деле самом непростом,

Общество не потеряет.

Сверстников моих, я знаю,

Часто брали на излом.

Не за то ль, геронтократы,

Проклинаем нынче вас,

Что искусственной преградой

На пути ребят крылатых

Становились много раз?

Ничего! Уроки жизни.

Пусть идущие вослед

Их не забывают смысла,

Чтобы время не прокисло,

Ход не замедлялся лет.

Слава юным! Верным, дружным,

Любящим богинь-подруг.

Слава бредням их воздушным,

Жертвам, коль Отчизне нужно…

Не иссякни, славный дух!

У т о л е н и е ж а ж д ы с е р д ц а

Сам себя хвалю за смелость –

Вместо улиц и метро

Стал на «ты» с безмолвьем белым,

Дал, как хант, нагрузку телу,

Мокнул, мерзнул в крае троп.

Пустоты, возможно, этим

Я сердечной избежал.

Наполнялась белым светом,

На простор смотря планеты,

И расширилась душа.

Суету сует не просто

Человеку одолеть.

Эта страшная короста

На ветру иль на морозе

Лишь порой находит смерть.

Жажда жизни, а не денег –

Исполинище-инстинкт –

Бросила на «дальний берег»,

Где стада ондатр и белок,

Вертолет, гудя, кружит.

В людях сила безгранична –

Убедился навсегда.

Зимник, вездеход, кострише

Стали близки и привычны,

Как в Венеции вода.

Север, ты катализатор!

Сразу всех нас выявлял.

Кто-о там Гвидоном статным

Вырос, дело сделав, кстати,

Кто-то быстро же пропал.

Формалистов, бюрократов

Я на дружбу заменил.

Уяснил, что жить отрадно,

Если Родине как надо

Служим, не жалея сил.

Эта поэма была написана Павлом Котовым внезапно, как когда-то шесть рассказов первоклассником Денисом Грушко. Ее напечатала та же районная газета «Путь Октября». В Москве эта вещь Павла Афанасьевича не выходила. Была принята издательством «Советский писатель», подготовлена к выпуску, но потом набор рассыпали. Вдруг устроители смут завопили на весь СССР, что в стране излишек поэзии, и стихотворные сборники в какой-то период практически перестали выходить. Потребовалось много бумаги на глянцевые журналы с голыми бабами и гнилыми пидорами, о которых еще великий Ювенал четко говорил: «Выступать нагишом полоумным не стыдно». Ведь в любом народе полно дураков, готовых поддержать любую нечисть. Она существует всегда, как нечистоты. Но по-нормальному они находятся в канализационных трубах, не видны. При аварии трубы сразу ремонтируют. А когда обществом «командуют» выродки, то этого не делают, и гадость хлещет, заливая все вокруг, как будто в этом всеобщее счастье.

…Любопытно, ни бывший собкор «Ленинской правды», ни мальчик из Советского никогда в жизни больше не обращались к нежданным-негаданным для них видам творчества. «Черт из коробочки» затем ни у того, ни у дрогого не выскакивал.

Минула четверть века. Завершаются двадцатое столетие и второе тысячелетие. Не откровенные флибустьеры, а смелые первопроходцы-друзья описанных в романе лет проводят встречу в Советском. Павел Котов назвал ее «слетом ветеранов любви».

Сбылся его вещий и жуткий сон о Вонючем болоте. Буквально позавчера побывавший в Кремле друг, североосетинец Аслан Дагузов, сказал Павлу Афанасьевичу:

– Я не встретил там ни одного русского человека.

Рухнула страна великих традиций, гордых людей. Перед опасностью уничтожения находится открыто гонимый родной народ, подвергшийся полной блокаде в своей стране, он – разрозненное большинство, находящееся в состоянии катастрофы. Наступила кошмарная действительность, страшная эпоха. Вокруг правовой произвол и репрессии необольшевиков, в невероятной степени продолжающие начавшийся с 1917 года русофобский фашизм. Массовые смерти, злобные неистовства, тайные козни моральных уродов и антинациональной власти, шквал разрушения пронзили современников. За рубеж вывозят все, даже человеческие органы.