Хаусхофер был готов поддержать начинание Крибеля. Забегая вперед, скажем, что в феврале 1936 года он направит в Немецкое исследовательское общество письмо, в котором напишет: «Немецкая академия полагает, что в интересах Германии оберегать ценные исследования молодого немецкого ученого. По этой причине мы бы не только приветствовали, но и были крайне благодарны, если предложения генерального консульства были взяты на вооружение, а молодому ученому, находящемуся в настоящее время в Филадельфии было послано сообщение, что авторитетные структуры Рейха хотят поддержать его научную деятельность».

Очевидно, что Шефер смог убедить Крибеля в том, что он, как перспективный ученый, мог использоваться не только Министерством иностранных дел, но целым рядом влиятельных личностей, например Карлом Хаусхофером. Но на этот раз речь шла уже о том, чтобы продолжить свои исследования уже в Германии. Вне всякого сомнения, Шефер, разочарованный «интернациональными проектами», на этот раз планировал сформировать исключительно немецкую экспедицию. Он не хотел в очередной раз повторять своих ошибок общения с Доланом. Но при этом нельзя четко определить, отказывался ли молодой немец далее путешествовать с американцами по личным или все-таки политическим мотивам. Но ни одного из них нельзя было исключать. В любом случае он намеревался впредь для продвижения своей научной карьеры использовать только германские инстанции. Крибель же, в свою очередь, сообщал в управление культуры при Министерстве иностранных дел Германии, что хотя бы по соображениям национального престижа Шефер должен был оказаться вновь в Германии. Только так можно было предотвратить получение ученым американского гражданства и последующую работу на благо США. Крибель настаивал на том, что Министерство иностранных дел должно было как минимум поздравить Шефера в официальном письме с его научными достижениями, что не только значительно упростило бы переговоры, но позволило бы Германии занять более выгодную по сравнению с США позицию в переговорах с Шефером. Используя свой последний аргумент, Крибель писал: «Эрнст Шефер является нашим партайгеноссе и служащим СС, а потому должен, прежде всего, использоваться на благо нашего национал-социалистического движения».

Начальник управления культуры при МИДе Германии Штифе лично занялся делом Шефера. Когда тот еще находился в Шанхае, он почти моментально направил ему поздравительную телеграмму, в которой сообщал, что в будущем Министерство иностранных дел Германии совместно с Имперским министерством воспитания будут всячески содействовать его начинаниям. Действительно, накануне состоялись переговоры представителей двух министерств, в ходе которых дипломат смог убедить Имперское министерство воспитания (аналог Министерства образования в Третьем рейхе) в поддержке молодого путешественника, «хотя бы по внешнеполитическим причинам». Итогом этих переговоров стало намерение Немецкого исследовательского общества, действовавшего при Министерстве воспитания, поддержать финансами проекты Шефера.

Таким образом, благодаря инициативе Шефера его имя оказалось запущенным в маховик государственной бюрократии Третьего рейха. Некоторое удивление вызывает тот факт, с какой быстротой и даже поспешностью правительственные учреждения гарантировали свою поддержку исследователю Азии, еще недавно известному только в узких научных кругах. Это говорит только об одном — функционеры Третьего рейха видели, что Шефера можно было использовать в политических целях. В данной ситуации их интересовали не столько результаты его зоологических исследований, сколько нежелание, чтобы ученый все-таки уехал в США. В данной ситуации можно было вести речь о международном противостоянии в сфере естественных наук.

Кроме всего прочего, в Шанхае Шефер установил непосредственные контакты с имперским руководством СС. 18 декабря 1935 года он направил группенфюреру СС Августу Хайсмай-ру письмо, в котором рассказывал об итогах своей экспедиции. В нем также упоминал о дилемме, с которой он столкнулся. Это письмо было много показательнее других. Шефер обращался к начальнику главного управления СС, который чуть позже будет курировать л еятельность элитарных учебных заведений НАПОЛАС, не иначе как «Дорогой господин Хайсмайер!». В этом письме Шефер был значительно откровеннее, нежели в общении с Крибелем. Он почти сразу же изложил истинную причину его напряженных отношений с Доланом. Он писал о том, что, добившись полного успеха экспедиции, он смог собрать множество образцов флоры и фауны и ожидал поддержки с родины. Но в ответ к нему поступили только предложения занять хорошо оплачиваемое место либо в Нью-Йорке, либо в Филадельфии. И самое обидное для него заключалось в том, что ни одного подобного предложения не поступило из Германии. Сам Шефер не исключал того, что Долан и Академия естественных наук Филадельфии были заинтересованы. в его личных материалах — 28 тетрадях экспедиционных дневников. В письме к Хайсмайеру Шеферу специально подчеркивал исключительную значимость этих дневниковых записей, сделанных в районах Азии, «куда до этого момента не ступала нога ни одного белого человека». Речь шла о быте жителей высокогорного Тибета, их отношении к религии, принципах общественного устройства. «Одни эти наблюдения и комментарии к ним уже стоили того, чтобы совершить экспедицию в этот район, так как речь шла об абсолютно неизведанной местности, изучение которой могло бы дать самые неожиданные результаты». Шефер блефовал, когда просил высокопоставленного эсэсовца выступить в роли своего покровителя в переговорах о финансовой поддержке со стороны германских научных структур. Кроме этого надо подчеркнуть, что накануне своего отъезда в экспедицию молодой немец прекратил работу над своей научной диссертацией. А потому без собранного материла он не видел никакой возможности закончить ее в Геттингене. Для того чтобы урегулировать данный вопрос, Август Хайсмайер должен был заручится поддержкой имперского министра воспитания и образования Бернхардта Руста. Именно он мог повлиять на научные круги, чтобы те присвоили Шеферу ученую степень в обход традиционной процедуры. Для того чтобы упростить этот процесс, Шефер приводил в своем письме список влиятельных ученых, занимавшихся естественными науками, которые могли дать положительный отзыв о проделанной им исследовательской работе.

Кроме этого Шефер в своем многостраничном письме не преминул рассказать о своих национальных чувствах, о своей кровной связи с Германией. Вряд ли можно сомневаться в том, что молодой исследователь был настроен в высшей мере патриотично. Он прекрасно понимал, что принес гораздо больше, если бы в ученом мире его прежде всего воспринимали как представителя Германии. Но, с другой стороны, именно такие нотки должны были склонить чашу весов в его пользу при вынесении решения правительственными структурами. По этой причине он написал письмо не только в СС и германский МИД, но и в главное управление немецких преподавателей высшей школы. Там он уповал на то, что положительное решение могло бы сделать его абсолютно независимым от американцев. В итоге Министерство иностранных дел стало ходатайствовать за Шефера и перед академическими структурами.

Но ответ к Шеферу не мог прийти моментально, а потому в начале февраля 1936 года он сначала выехал в Японию, откуда отправился в США. Делал он это в первую очередь для того, чтобы вести переговоры с американцами об использовании его экспедиционных находок и материалов. Нет сомнения в том, что итоги экспедиции произвели большой фурор в научных кругах. Это было почти сразу же отмечено несколькими германскими консульствами в США. Продолжая свою сложную игру, Шефер направил из Америки в Берлин, в германский МИД, телеграмму о том, что проект полностью оправдал себя, а потому он с нетерпением ждет возвращения в Германию.

В своей автобиографии Эрнст Шефер описывал такой эпизод. Впечатленный отзывами о результатах экспедиции, в Филадельфию прибыл Эрвин Штреземан. Он приплыл в Америку в последние дни февраля 1936 года, чтобы лично посмотреть на собранные образцы. Впечатление оказалось настолько сильным, что именитый орнитолог заявил своему ученику: он будет ходатайствовать перед ученым советом Берлинского зоологического института о заочном присвоении ему ученой степени.

Тем временем из Германии стали приходить и другие сведения. Шефер узнал, что генеральный консул в Нью-Йорке, минуя Ганса Лютера, посла в Вашингтоне, послал в Германию девять восторженных отзывов, которые должны были попасть на стол самым влиятельным людям рейха. Почти сразу же после этого Шефер получил телеграмму лично от рейхсфюрера СС, в которой сообщалось, что ему было присвоено внеочередное офицерское звание унтерштурмфюрера СС (младшего лейтенанта). Для человека, который вступил в охранные отряды НСДАП уже после прихода Гитлера к власти, это была весьма стремительная карьера. Более того, сам Гиммлер рекомендовал исследователю вернуться в Германию, где его ожидало блестящее будущее. Шефер обсудил поступившее предложение с Эрвином Штреземаном, который продолжал гостить в Филадельфии у своего ученика. Как оказалось, немолодой профессор, критически относившийся к национал-социализму, ничего не знал о членстве своего ученика в СС. Более того, он не намеревался в будущем покидать «страну неограниченных возможностей», полагая, что и сам молодой исследователь не любит новые власти. Подобное развитие событий могло очень сильно повредить карьере Шефера.