— Куда ж еще быстрее? — возмущенно затараторил Салкин. — Мы ж и так пашем, аж пар идет. Я не могу изматывать свою бригаду, у меня как-никак совесть имеется. Молодежь, ее беречь надо.

—- Мальчики, за перепростой вагонов нам начисляют, — повторила женщина. — Если успеете до шести, еще по пять рублей накину.

— С этого бы и начинала! — вмиг переменился Салкин. — У меня бригада — сама знаешь какая. Только пыль пойдет!

— Вот и молодцы. В шесть маневровый прибудет, не подведите.

Уже третья платформа стояла чистенькая. Сели немного передохнуть. Юра принес кусок хлеба, и все посмотрели на Зуба.

— Я не хочу,— сказал Миша.

— Мне тоже всухомятку не полезет. Юра протянул хлеб Зубу:

— На, никто не хочет.

— Я один не буду, —- нахмурился тот.

— А куда ж его прикажешь? Бери, говорю!

— Один не буду! — заупрямился Зуб и повернулся, чтобы отойти прочь.

Юра поймал его за рукав и заговорил почти ласково:

— Ты чего, тезка? Перед кем тут выдрючиваться? Не заставлять же их, если не хотят.

Зуб вырвал руку из крепкой Юриной пятерни и сказал с неожиданной злостью:

— И я не хочу!

Юра стоял в растерянности, держа в руках кусок подсохшего хлеба. Вздохнул:

— Ладно, ребята, делим.

Миша и Витя потянулись к хлебу и отломили по маленькому кусочку, явно для вида. Юра тоже отщипнул. Он глянул на Салкина, который сидел чуть в стороне, секунду поколебался и протянул хлеб Зубу. Тот не сразу взял, потому что кусок почти не убавился. Но капризы разводить больше не стал. Взял хлеб, разломил пополам и по детдомовской привычке протянул Салкину ту часть, которая показалась больше.

— О гады! — осклабился тот, принимая кусок. — Сижу, думаю: вспомнят или нет? А я, между прочим, тоже не могу всухомятку.

И он направился к штабелю досок.

— Салкин! — строго окликнул Юра. — Я тебя, филона, разлюблю!

— А я чо, девочка? — окрысился тот. — Ты мне брось свои солдафонские замашки, тут тебе не армия!

— Слушай, ты! — побагровел Юра. — Если ты прикоснешься к бутылке, я ее расколю на твоей башке! После работы ты ее хоть целиком проглоти, а сейчас не смей.

Скалкин в нерешительности остановился. Он был взбешен. Будь Юра не таких внушительных размеров, он кинулся бы на него с кулаками.

— Ты еще пацан против меня! — истерически заорал он. — Сопель! Понял? Я таких, знаешь, как делал?..

Салкин орал и грязно матерился, но за бутылкой не пошел. Жуя хлеб, он продолжал сыпать матерщиной. Сыпал он ею и на платформе, когда лопаты дружно вгрызлись в гравий.

— Может, закроешь свой мусорный ящик? — не выдержал Витя.

— Пусть тренируется, — бросил Юра. — Лишь бы не филонил.

Салкин ,наконец, успокоился — стал беречь дыхание. Но когда платформа была на две трети разгружена, он со злостью швырнул лопату.

— Все! Хана! Больше не могу. Лопаты смолкли.

— Как это — не могу?

— Как, как... Не могу, и все.

— Тогда чеши отсюда по холодку, без тебя управимся.

— Поглядите, вы! — плаксиво заорал Салкин, протягивая руки. — До крови измозолил!

— Этого добра и у нас хватает, — спокойно сказал Юра. — Что ж теперь, всем бросать?

— Чо бросать... Пойду рукавички попрошу.

— Кто тебе их даст?

— Дадут. Я у них в конторе видел. Юра помолчал.

— Пусть тезка сходит.

— Да он же не найдет! Он же до самого темна искать будет!

— Черт с тобой, иди. Только чтоб туда и обратно. :

Салкин молча слез с платформы и пошел. По всему видно, он не очень-то спешил обзавестись рукавицами.

Вернулся он, когда четвертая платформа была разгружена, и ребята успели минутку-другую передохнуть.

— Где рукавицы?

— Кладовщика нет. Говорят, минут через двадцать будет.

Ну уж теперь и без рукавиц обойдемся. Бери лопату.

— А чо, перекуривать не будем?

— Салкин! — заревел Юра.

— Все, все, пацаны, вкалываем!

38

Пятая платформа была нагружена не гравием. На ней лежала огромная гора свинца. Зуб боялся, что свинец этот его доканает, и он рухнет, не чувствуя больше ни рук, ни ног, ни надломленной поясницы.