– Целый курятник, – вновь себе под нос прокомментировал Сеня. – Бройлеры как на подбор.

– Умная шибко, говорят, да воспитанная, хозяйственная, работящая!

– Есть у нас такая! – развел руками Макс.

Род же, наоборот, прижал свои руки к груди. По мановению руки Максима из комнаты выплыла Соня в неформальной форме одежды и стала кружиться:

– Я ли вам нужна, гости дорогие? Не меня ли ищете? Я и умна, и красива, и воспитана. А уж работящая какая!

– Ох, красива… – подтвердили в унисон бабки. – Надобно у петушка спросить, хочет ли он к тебе.

Серафима направила бедного птица прямо к Соне, но он отвернулся от нее и продолжил пожирать глазами каравай:

– Не хочет тебя петушок-то наш, – грустно возвестила она.

– Я бы удивился, если б петух ее захотел, – новый тихий комментарий от Сени. – Зоофилы…

– Видно не та ты, которую мы ищем.

Саннетт состроила самоуверенную мордочку и отошла за спину к своему папе.

– Есть у нас еще одна красавица распрекрасная, – продолжил тот рекламировать «товар».

Теперь из комнаты вышел Стас, обряженный в женские шмотки с рыжим париком на голове. Его лицо было суровым и каменным. А еще красным. Он без тени на юмор пробубнил заученную фразу, которую его заставил сказать Максим, мотивировав тем, что иначе сыну придется распрощаться с компьютером на целые сутки:

– А я скромняшка-очаровашка. Не меня ли ваш заморский петушок ищет?

– И вправду скромная какая, – запричитала Сера.

– А как в бытовом плане? – решила задать интересующий ее вопрос Грипп. – Гвоздики забивать умеешь? А посуду мыть?

Стас замялся. Гвозди ему забивать еще не приходилось, поэтому опрометчиво врать в лицо немощной старушенции он не хотел:

– Ну… Как бы… Я стесняюсь ответить.

– Стеснительная – это хорошо! – поделилась своим бесценным опытом знанием человеческих добродетелей Серафима. – Но надо у петушочка спросить хочет ли он тебя в жены. Ну-ка, милый, как тебе эта красавица?

Петух кукарекнул, заставив Стаса подпрыгнуть в воздухе и отскочить подальше от безумной птицы, коей он того считал. Парик при этом с него соскочил, оголив черепушку с минимум волос.

– А невестка-то лысая! – заголосили старушки, заявляя всем об увиденном конфузе. – Как нехорошо!

– Главное, что человек хороший, – встал на защиту сыну Макс.

Одновременно с ним Соня сделал то же самое:

– Вы сами скоро без последних трех волосинок останетесь.

И это не была угроза, а лишь «тонкий» (а понимании самой Сони) намек на их античный возраст.

Бабки это на заметку взяли и, переглянувшись, разборки решили оставить до лучших времен.

– Что же? Закончились у вас курочки?

Музыкальное сопровождение от Пирожковича выдало грустный аккорд.

– Нет, – уверил всех Макс. – Есть еще одна краса писанная.

– Что же, посмотрим? – спросила Серафима у своего сопровождения. Те закивали. – Показывайте!

Наконец-то, про меня вспомнили. Хотя лучше бы забыли нафиг. Лучше бы я здесь заработала бронхит и окочурилась, чем продолжала непонятный мне фарс с множеством актеров и шутов. Подготовились все, конечно, тщательно. И этих лицедеев даже не смутил мой внешний вид – я была как мокрая курица! Еще эти перья дурацкие в волосах. К тому же я стучала зубами, непроизвольно выдавая ритм, под который подстроился держащий в руках гармонь Артур Пирожков, наш сосед. Божа май, даже он здесь.

– А вот и она. Жемчужина наша, – дядя поцеловал кончики своих пальцев на манер продающих на рынке фрукты-овощи лиц кавказской национальности.

– Нашего курятника! – громко заржал Сеня, не сдержавшись.

Соня отвесила ему крепкую затрещину и надула губы. Макс же, наоборот, погладил малыша по ушибленному месту и показал кулак дочери. Папа мой вообще с бледным лицом сидел на комоде и, по-моему, не дышал. Стас… оу, а что это со Стасом? Неужели он в голубую братию подался? Хотя нет, тут же у нас все сегодня играют. Вот только что за спектакль я пропустила?

Тут я заметила сидящего на руках у Серы петуха. И она подталкивала его навстречу ко мне.

– Ааа! Петух! – заорала я, как резанная.

– Что ты на жениха кричишь? – осадила меня Грипп. – Не видишь, он к тебе бласклонен.

– Ура, товарищи! Свершилось! Петушок наш нашел свою курочку!

Пирожкович сыграл лейтмотив гимна победителей. Свахи яростно захлопали, словно на собрании коммунистической партии. То есть захлопала Серафима, а Грипп держала в руках каравай, поэтому ограничилась сдержанным свистом и криком: