Шрифт:
– У парнишек во дворе. Они и сказали.
– Я с дворовыми не общаюсь.
– Я знаю. Они мне сказали, что ты тихая и спокойная. Но сейчас я убеждаюсь в обратном.
Слушать всякий бред, какой зашуганной замухрышкой меня считают дворовые дауны мне было совсем неинтересно.
– Ты принимаешь мои условия? – вывернула я вновь на интересующую меня тему.
– Все пошло не по плану… – обреченно протянул парень, запустив руку в свою потрясающую шевелюру.
– Какому еще плану? У тебя были на меня какие-то идеи?
– Нет. Знаешь, я принимаю твои условия. Но… может… мы будем просто общаться?
– Что значит общаться?
– Ну… будем видеться. Иногда. И разговаривать. У меня… – он замялся, но я уже додумала фразу.
– Мало друзей? – вновь проснулось сострадание к ближнему.
– Да, – он понурил голову.
Я потрепала его по голове и не могла отказать:
– Конечно. Ты прости, что все так получилось сегодня. Я сама не ожидала.
– Ты не боишься меня?
Кстати, на счет этого. Он же, по рассказам, всю жизнь по этапам провел… Но если не заморачиваться, можно об этом не думать и вести с ним вполне приятную беседу.
– Нет.
И в моей фразе была тысяча процентов уверенности. Я его не боялась.
– Спасибо, – прегрустно улыбнулся он.
Что же, будем проводить с ним курс реабилитации.
Выпроводив Феоклиста к моим и его родственникам, я закрылась в комнате, вывесив найденную на внутренней дверной ручке табличку «Do Not Disturb!« (интересно, откуда ее Сонька утараканила?)
Из прихожей еще около получаса доносились отзвуки громких переговоров, видимо, не мы одни с Фео обсуждали брачный контракт. Лично моим единственным желанием было не присоединиться к переговорам, а, наоборот, выйти и разогнать всех. В силу своей врожденной интеллигентности я попыток осуществить задуманное не принимала, зато переоделась, аккуратно сложив платье в пакет, и поставила себе очередную галочку на руке, чтобы отдать пакет Сере как-нибудь на днях, как только страсти по поводу нашего с Фео брако-разрыва поулягутся.
Было удивительно, но когда я очутилась в кровати, и моя голова коснулась подушки, часы на экране телефона вместе с некоторым количеством пропущенных звонков показывали только пол-одиннадцатого ночи. По ощущениям же сегодняшний день имел отпечаток бесконечности.
Родственники проведать меня, а вместе с этим удовлетворить свое цветущее любопытство, стеснялись, или даже боялись, хотя периодически один за другим нерешительно скреблись за дверью, но зайти не решались.
Единственной, кого последние новости не особо зацепили, была моя младшая сестричка Соня. Но это и понятно: у нее самой жизнь бурлит похлеще Ниагарского водопада и бьет ключом. Она встречается с Оливером, и я искренне рада за них. Жаль только, что это счастливое событие нисколько не избавило ее от дурной привычки язвить, грубить и иронизировать:
– А ты шустрая, Лен, – сделала она мне сомнительный комплимент, забежав в комнату, чтобы сменить кеды.
– Что ты имеешь в виду?
– Поссорилась с одним, и уже к вечеру нового нашла!
– Слушай, Соня, ты просто не знаешь всего.
Сестренка звонко рассмеялась, а затем удивила меня:
– Стоп-стоп, Лена. Даже знать не хочу. Твой выбор – это твой выбор, и я его уважаю. И то, что ты рассталась, – в ее глазах запрыгали веселые чертенята, – с Хренчиком – ваше с ним личное дело. Но ты и сама знала ведь, что вы друг другу не подходите?
– Ты была права – это наше с ним личное дело, – я села на кровати по-турецки. – Но, погоди, тебя это радует?
Саннетт смутилась:
– Нет, то есть да. Думаю… он тебя не достоин.
– Как патетично, – дабы не испортить момент Сонькиных откровений, я решила сменить тему, обратив внимание на ее радостный настрой: – А ты сегодня прямо вся лучишься.
– Забей, – вернулась она в свою прежнюю «шкуру». – И вообще я убегаю. Нет времени на пустую болтовню.
– На свидание к Олли?
Она нахмурилась, будто обижаясь, что я имею наглость так просто его называть «Олли», и более того – ревнуя его ко мне, ведь мы друзья. Поскольку наверняка Оливер ей рассказал о нашей дружбе и она в курсе.
– Будет мега-пати, – резко ответила она уже на пути из комнаты. – Там буду я. И там будет Оливер. Так что… Выводы делай сама, в общем. А я пошла. Адиос!
Она на лету распахнула дверь, которая протаранила чей-то любознательный лоб, наорала на его обладателя – Сеню, который, в свою очередь, визжал от расстройства, что его «камера хрупкое создание, требующее ласки, а не летальных женских кунг-фу». Они перекинулись еще парочкой колкостей, я же вновь плотно закрыла дверь и, присев на кровать, уткнулась в телефон.