«Вы сошли с ума. Предупреждаю, подобные интриги не сойдут вам с рук. Вы получите по заслугам».

Автор письма оказался слишком трусливым, чтобы поставить свою подпись, но Саймон узнал почерк Гримстона. Многие годы он получал бесчисленные письма от своего опекуна, написанные под его диктовку Гримстоном. Сначала он даже читал некоторые из них, потом обнаружил, что ими очень удобно растапливать камин.

Саймон улыбнулся и сложил послание. Одним из многих преимуществ, которых он ждал от женитьбы на Корнелии Обен, самым сладким, пожалуй, было разочарование Гримстона.

— Нет, я никак не могу свыкнуться с этой мыслью! — воскликнул Харкорт.

— Оно и видно, — улыбнулся Саймон, глядя на друга, — хотя прошел уже добрый час с того момента, как я сообщил тебе эту радостную новость.

Харкорт энергично потряс головой и провел рукой по лицу. Сейчас этот рыжеволосый молодой мужчина с голубыми глазами и белой кожей был еще белее, чем всегда.

— Вспомни, тебе понадобилось почти пять недель, чтобы поверить в то, что пропавшая девочка жива. Лично я помню, как малышки играли на нашей лужайке в Хэтби. После внезапного исчезновения одной из них моя мать слегла на две недели, а отец допрашивал всех слуг до единого с целью выяснить, не таит ли кто из них злого умысла относительно его детей.

— Наверное, целое поколение нянь было до смерти напугано этой чисткой рядов, — усмехнулся Саймон.

— Но ведь и ты должен помнить ее, — нахмурился Харкорт. — В то лето ты тоже был в Пэтон‑Парке, разве нет?

— Нет, в то лето меня там не было.

— Ну да, кажется, я помню твои письма. В то лето во время скачек тебя сбросила лошадь, и ты сломал ключицу. Или я ошибаюсь?

Саймон вздохнул. В то лето он сочинил десяток лживых историй в своих письмах друзьям. Рашден, разгневанный на него по какой‑то причине, которую он теперь уже не мог вспомнить, решил сослать его в мрачное захолустное имение в Шотландии. На вокзале в Йорке он удрал от сопровождающих и сумел вернуться в родительский дом. Когда родители решили немедленно вернуть его графу Рашдену, он сбежал и от них, на этот раз в Лондон.

Карманных денег ему хватило всего на четыре дня.

Дорога в Пэтон‑Парк, где его ждали Рашден с супругой, оказалась трудной и одинокой. Осознание собственной беспомощности и неспособности прожить самостоятельно, неизбежности возвращения к Рашдену с поджатым хвостом было для него в то время самым страшным ударом судьбы.

Теперь ему пришло в голову, что Нелл в том же возрасте уже работала неполную рабочую смену на табачной фабрике. Во всяком случае, она именно об этом рассказывала за одним из совместных завтраков. Окажись она на его месте, она бы уж знала, как заработать на жизнь.

Эта мысль захватила его настолько, что он не сразу ответил на вопрос Харкорта и вернулся к реальности, только когда тот многозначительно покашлял.

— Да, я тогда участвовал в скачках с препятствиями. Совсем забыл об этом, — заставил себя улыбнуться Саймон.

О том лете он помнил совсем немного, по большей части собственную ярость. Тогда она толкнула его на целый ряд глупых поступков, в том числе и на опасный прыжок, который он много лет не мог себе простить. В результате падения он сломал ключицу, а вот его коню Юпитеру повезло гораздо меньше.

Рашден настоял на том, чтобы Саймон пристрелил коня, прекратив его страшные мучения. Сейчас, вспоминая об этом, Саймон понимал, что это было одно из немногих решений графа, которые он мог уважать.

— Но все равно ты должен был видеть ее хотя бы раз, — настаивал на своем Харкорт.

— Да, кажется, я видел ее пару раз, мельком, — ответил Саймон, задумчиво поглаживая горлышко стоявшей между ними бутылки дорогого портвейна.

Впервые он увидел сестер‑двойняшек, когда приехал в Пэтон‑Парк на каникулы. Тогда он не смог различить, кто из них Корнелия, а кто Кэтрин. Теперь он догадался, что та, которая требовала у него конфет, была Корнелией, а та, которая запустила в него куклой, когда он сказал, что у него их нет, была Кэтрин.

— Она сильно изменилась с того времени? — спросил Харкорт, имея в виду Нелл.

— А ты сам как думаешь? Ей ведь тогда было всего пять лет.

— Нет, я не об этом, — замялся Харкорт. — Ты сказал, что она росла в жутких трущобах. Это сильно заметно?

— Неужели ты думаешь, что это не заметно?

— Я просто… — запнулся Харкорт, — я хотел спросить, удалось ли ей сохранить хоть что‑то из полученного в детстве воспитания… Наверняка она не такая, как все прочие… простолюдины?

Саймон не знал, что сказать. В замешательство его привела не столько абсурдность вопроса, сколько сам факт того, что его задал Харкорт, росший в богатстве и благополучии. Он много путешествовал и имел широкие либеральные взгляды. Если даже он полагал, что аристократическое происхождение Нелл должно было уберечь ее от грубости и невежества низкого сословия, в котором она воспитывалась, то большинство знатных господ, несомненно, будут ожидать от нее благовоспитанности и хороших манер настоящей молодой аристократки.